Татьяна Тронина - Страсти по рыжей фурии Страница 43

Я прекрасно осознавала, что бедные лилии ни в чем не виноваты, что причина моих страданий только во мне самой, но ничего поделать не могла – я схватила букет и выбросила его из окна – туда, где как раз густо разрослась сирень возле нашего дома.

Я любила все живое, и этот поступок дался мне с трудом... Я выбросила лилии и заплакала.

– Митенька, что же мне делать!..

И вдруг странное освобождение снизошло на меня – ну конечно, только он, Митя! Только с ним хорошо и спокойно, только рядом с ним моя душа не извивается от мук и сомнений – не это ли и есть счастье? Я привыкла к нему как к воздуху, я почти не замечала его и только сейчас, теряя его, поняла, что не проживу без него долго. И все мои переживания были основаны на том, что я не хотела покидать его, что я... ну да, что я люблю его!

Вероятно, мой несчастный кот думал, что его хозяйка окончательно сошла с ума. Он сидел под кроватью и круглыми желтыми глазами недоверчиво следил за мной – как я то плачу, то смеюсь, как бегаю по комнате, разговаривая сама с собой, словно репетирую роль...

А я была теперь бесконечно счастлива!

– Соня, вставай! – разбудил меня на рассвете такой знакомый, такой родной голос.

Я открыла глаза и увидела перед собой Митю – он стоял, склонившись надо мной, в костюме, с идеально приглаженными черными волосами.

– Митя, ты уже уходишь? – отчаянно вскрикнула я, вцепляясь в его пижонский галстук модного цвета зеленоватой плесени. В голове у меня спросонья все спуталось... Тут я увидела на стуле его дорожный кейс.

– Я уже приходишь! – с ласковой насмешкой сказал он. – Впрочем, ты права – сейчас уже опять ухожу – надо срочно в офис, документы подписаны, теперь необходимо отгружать товар.

Какой товар, какие документы... Я никогда не вникала в офисную суету своего возлюбленного, мне это было совершенно неинтересно и непонятно, но сейчас я почувствовала самую настоящую злость на его работу.

– Ты же устал! – подскочила я. – Столько времени в дороге... Митя, это невозможно, я по тебе соскучилась – страшно, нечеловечески соскучилась!

Мы обнялись, он весело смеялся над моим отчаянием, словно прошлой нашей ссоры и не было.

– А подарок! Я чуть не забыл про подарок! – Он сунул мне в руки большую деревянную шкатулку. – Вечером поболтаем, сейчас бегу!

Митя чмокнул меня на прощанье (ах, какой светлой радостью дохнуло на меня от этого поцелуя, настоящее неземное блаженство, которое было, оказывается, совсем рядом!) и крикнул:

– Я тебя люблю!

Входная дверь хлопнула, я так и не успела крикнуть ему вслед, что тоже его люблю.

– Фигаро там, Фигаро тут, – с притворной сердитостью буркнула я, вертя в руках шкатулку. В первый раз в жизни мне хотелось признаться в любви. Причем слова признания вертелись на кончике моего языка и легко и просто были готовы слететь с него, и никакой лжи или сомнений я не чувствовала. Мне было даже тяжело от того, что эти слова остались во мне, что я не успела отдать их Мите, и теперь они не давали мне покоя, рвались на волю...

Я открыла шкатулку – там лежали украшения из балтийского янтаря. Янтарь – не золото и не бриллианты, его ценность не сравнима с их ценой, но сейчас у меня было такое чувство, что Митя подарил мне сокровище. Ну, во всяком случае, с его стороны это было очень мило.

Замирая, как и любая другая женщина, получившая подарок, я надела серебряный перстень с большим овальным камнем, плоское тяжелое ожерелье, браслет. Потом, протянув руку к тумбочке, взяла заколки, с их помощью подняла волосы вверх и в мочки ушей вставила длинные каплевидные серьги.

Это было чудесно. Я поняла это, даже не подходя к зеркалу, потому что от камня, прикасавшегося к обнаженной коже, исходило какое-то спокойное, ровное тепло, придающее уверенность и силу.

Я вскочила с кровати и бросилась к трюмо... Моя ночная рубашка цвета персика своим оттенком очень подходила к янтарю...

Я вертелась и так и эдак и не могла прийти в себя от восхищения. Странный камень янтарь – он не дорог и не дефицитен, но почему-то его никогда не было среди моих украшений. Случайно или нет, но Митя угадал, что только его мне и не хватало для полного счастья.

Он сливался с веснушками и одновременно выделялся на их фоне. Его неоднородная внутренняя суть, состоящая из переливов золотистого, медового, карамельного, чрезвычайно шла мне – я с этими украшениями казалась целиком состоящей из балтийского камня.

– Кто бы мог подумать! – невольно воскликнула я, прикасаясь руками к ожерелью. – Да у тебя безупречный вкус, Митенька!

Потом вдруг, словно холодок из открытого окна скользнул по телу, я вспомнила о Серже... Уже ни минуты не сомневаясь, я знала, что расстанусь с ним. И причиной тому был не Митин подарок, не его всепрощающая доброта и не капризный мой характер, выбирающий из мужчин того, кто показался мне удобнее, – вовсе нет. Просто я поняла, что не люблю Сержа, – нежное чувство, которое я когда-то испытывала к нему, бесследно исчезло, испарилось, как испаряется к полудню роса на траве. Наваждение кончилось!

Но я была безмерно счастлива от другого открытия – теперь я поняла, что хочу от жизни только Митю. И все. И никого мне больше не надо.

«Надо срочно объясниться с Сержем! – мелькнула в голове лихорадочная мысль. – Мамочки мои, сколько лишнего я наговорила ему вчера! И в любви призналась, и замуж согласилась...» Я хихикнула, впрочем, несколько нервно – предстоящее объяснение ничуть меня не радовало, но разговор с Сержем был неизбежен, как... как смерть.

– Что за театральщина у меня вечно на уме! – произнесла я вслух, продолжая любоваться Митиным подарком. – Надеюсь, Мельников умный и современный человек, поймет меня.

Но далее сложности начали преследовать меня. Во-первых, оказалось, что его телефона у меня нет – я звонила ему от Шурочки. Во-вторых, связываться сейчас с Шурочкой мне совершенно не хотелось, я и так прекрасно знала, что она мне скажет по поводу моих метаний. Собственно, она и была виновницей того, что я сошла с прямой дорожки и сделала непростительную глупость – оказалась в постели с Сержем... А как она в последний раз отозвалась о Мите! Нет, я на нее не злилась – сама во всем виновата, но некое предубеждение против нее у меня возникло.

Тщеславие женщин неистребимо. Собираясь на встречу с мужчиной, которому я намеревалась сообщить о том, что прерываю с ним всякие отношения, я постаралась одеться как можно более изысканно, накраситься повыразительнее, а главное – не сняла с себя Митин подарок, эти украшения из янтаря, которые так чудесно шли мне. Да я бы их, впрочем, не сняла в любом случае – они уже словно приросли ко мне. Мне и в голову не приходило, что согласиться на разрыв с такой необыкновенной, эффектной женщиной, какой я сейчас выглядела, гораздо сложнее, чем с усталой, несчастной и неухоженной особой...