Дороти Кумсон - Прежняя любовь Страница 43

«Просто возьми и сделай это!» — приказываю я себе и быстро, чтобы не передумать, развязываю ленточку и разворачиваю плотный черный бархат.

Когда я вижу, что в него завернуто, у меня перехватывает дыхание. Мне уже ясно, что я только что совершила самую большую ошибку в своей жизни.

Джек

Я спрашиваю себя, что случилось бы, если бы я ей все рассказал? Если бы я рассказал ей о том, что произошло непосредственно после аварии, о том, что я делал… Какие это имело бы последствия? Простила бы меня Либби? Прогнала бы? Или она все обдумала бы и уже потом отвергла меня?

— Либби, — обращаюсь я к ней за обедом.

Она рассеянна и невнимательна. Она сегодня весь вечер такая, с того самого момента, как я вернулся домой. Это меня пугает. Я боюсь, что она вспомнила. Или вот-вот вспомнит. Наверняка было бы лучше, если бы она услышала это от меня. Если бы я обо всем рассказал ей сам, ей было бы не так больно, не так обидно. Взять, к примеру, все те тайны, о которых долго молчала Ева. Если бы я узнал о них сам, а не непосредственно от нее, все было бы значительно хуже.

— Хм-м-м?

Либби поднимает голову от тарелки и смотрит на меня невидящим взглядом, как на незнакомца, который знает, как ее зовут, вот только она не понимает, как и когда он это узнал.

— Я… э-э… — «Скажи ей сейчас, идиот, расскажи ей обо всем сам. Сделай это прямо сейчас, и она скажет тебе за это спасибо». Она часто моргает, а ее рассеченное шрамом лицо напоминает непроницаемую маску. — Ты хорошо себя чувствуешь?

Она кивает и снова переводит взгляд на тарелку, по которой вилкой передвигает кусочки еды.

Я не могу это сделать. Сейчас не время. Бутч подходит ко мне и ложится рядом, прижавшись к ногам. Он тоже знает, что сейчас не время. Она чем-то озабочена, и это может объясняться как тем, что она знает, так и чем-то совершенно иным. Что бы это ни было, я не готов это сделать сейчас. Я не готов открыться и вдребезги разнести все, что нас связывает.

Либби

У меня в руках дневники Евы.

Той самой Евы. Ее дневники. Я смогу узнать ее так близко, как только захочу. И я понимаю, что это дурно. Я умерла бы, если бы узнала, что кому-то стали известны безумные переживания по поводу событий моей жизни, изложенные мною в дневниках.

Кроме того, во вложенном в пакет письме Ева просит сжечь эти дневники, если она уже умерла. Но, с другой стороны…

Последние два дня я, насколько это в моих силах, пытаюсь вычистить и вымыть подвал. Одновременно я раздумываю, как мне лучше поступить. Я боюсь того, что узнаю, когда прочту дневники. Но и мысль о том, что произойдет, если я этого не сделаю, приводит меня в ужас.

Как следует поступить, если у тебя в руках находятся ответы на все твои вопросы, но ты знаешь, что, прочтя эти ответы, ты предашь человека, которого никогда даже не видела? Этот человек не сделал тебе ничего плохого, а следовательно, у тебя нет ни малейших оснований поступать с ним таким образом.

«Лично я их прочла бы», — произносит чей-то голос.

Этот голос, разумеется, раздается у меня в голове. И все же это голос одетой в розовое платье с расшитым блестками лифом темноволосой женщины, которая сидит прямо передо мной на стопке коробок.

«Ты хотела обо мне узнать! Вот тебе и представилась идеальная возможность это сделать», — продолжает она.

Я пристально смотрю на нее. Она в точности похожа на фотографию, сделанную в день ее свадьбы. Она сияет, а ее темные длинные волосы поблескивающей волной ниспадают на плечи, ее большие глаза необычного синего цвета — оттенка индиго, пожалуй, — смотрят ласково и внимательно. Ее кожа безупречна и не нуждается в макияже, а изогнутые в легкой улыбке губы безо всякой помады потрясают воображение. Платье так идеально сидит на ней и так ей идет, что кажется, будто оно было не просто сшито, а задумано специально для нее. Она так выглядит, потому что она такая на той единственной фотографии, которую я видела.

Когда я прочитала прилагающееся к дневникам письмо, мне показалось, что она обращается непосредственно ко мне. Я как будто не читала — это она говорила со мной, сидя рядом на этих ящиках.

Мой взгляд снова опускается на письмо и на дневники. Верхний дневник напоминает блокнот репортера, а последующие — это все более солидные тетради в хороших переплетах. Внизу лежит изумительно красивая тетрадь в похожей на замшу мягкой синей обложке.

— Так это ты? — спрашивает она меня так же, как и вчера. Я молчу. Я смотрю на исписанную страницу в надежде, что все эти слова не выдержат столь пристального взгляда, сольются в одно целое и исчезнут.

— Это ты? — повторяет она. — Он теперь с тобой?

Я медленно киваю. Да, это я. Да, сейчас он со мной.

Получив ответ на свой вопрос, она успокаивается, устраивается поудобнее и начинает говорить. А я позволяю себе слушать.

Глава 10

Ева

28 февраля 2003 года

Это ты? Он теперь с тобой? Ты поэтому меня искала?

Если только ты не читаешь это письмо спустя пятьдесят или шестьдесят лет, это, по всей вероятности, означает, что я умерла. Скорее всего, меня убили.

Пожалуйста, пусть это тебя не огорчает. С учетом того, какую жизнь я вела, этого следовало ожидать. Во всяком случае, меня это совершенно не удивит. Но если ты держишь в руках эти дневники, потому что ты меня искала, а значит, сумела поставить себя на мое место и взглянуть на окружающее моими глазами, даже если ты наткнулась на них случайно, пожалуйста, окажи мне услугу. Сожги их, не читая. Ты можешь сделать это для меня? Я очень тебя прошу.

Я не хочу, чтобы кто-то еще узнал все то, о чем я писала исключительно для себя. Я знаю, что мне следовало бы сжечь их самой, но мне это кажется самоубийством. Я убила бы часть себя. А что бы я ни сделала, через что мне ни пришлось бы пройти, я не способна покончить с собой. Таким образом, я не смогу уничтожить и эти дневники. Может быть, это удастся сделать тебе.

Я говорю «может быть», потому что если ты с ним, то захочешь о нем узнать, захочешь понять, на самом ли деле он опасен и не он ли меня убил. Так что, хотя мне и не хочется, чтобы ты это читала, я не обижусь, если ты это сделаешь.

Мне больше нечего добавить, не считая того, что я не хочу, чтобы ты меня жалела. Я прожила жизнь. И хотя я познала бездну страданий, у меня также была и большая любовь. Это не всем дается. Мне повезло.

Кем бы ты ни была, я желаю тебе всего хорошего.