Сюзанна Форстер - Приходи в полночь Страница 43

Ли захотелось отшвырнуть проклятую салфетку. Мысли возбуждали, они возникали быстрее, чем она могла их обдумать. Может, у Полы тоже был мотив для убийства? Ревность, «зеленоглазая ведьма», как в «Отелло»? Она доводила женщин и до более безумных действий, чем убийство, и если Пола хотела расчистить путь для своих отношений с Ником…

Изучая затейливый почерк, наклонный и крупный, она поняла, что в ее рассуждения закрался просчет. Если Пола хотела убрать Дженифер с дороги, чтобы заполучить Ника для себя, зачем ей было подставлять его и вешать на него убийство? Это не имело смысла, если ею двигало желание вернуть его. Какие тут могут быть отношения с человеком, которому грозит смертный приговор!

Ли скомкала салфетку. Она ощутила тошноту, граничившую со страхом. Дело Монтеры становилось слишком запутанным. Казалось, его сети раскинулись во все стороны, пытаясь изловить ее, невзирая на все ее старания спастись от них.

Ей хотелось думать о нем как о чем то, что раз и навсегда будет решено в суде. Она даст показания и тем самым положит конец своему участию в нем. Ник Монтера или виновен, или нет. Но все было не так просто. В дело вовлечены другие люди, включая ее жениха, и она не понимает, как это получилось. Если у Доусона когда то были какие то отношения с Дженифер Тейрин, почему он никогда об этом не упоминал?

В коридоре звякнули ключи, и дверь распахнулась. Раздавшийся вой пылесоса дал понять, что уборщики добрались до ее этажа. Было поздно, и она чувствовала себя совершенно выжатой. Возвращаясь в свой кабинет и проходя мимо стола помощницы, Ли остановилась, раздираемая противоречиями. Наконец она бросила скомканную салфетку в мусорную корзину Нэнси.

На короткое время Ли смогла взять себя в руки, но снедавшая ее тревога нисколько не развеялась. Что еще знала и не сказала Пола Купер о деле Монтеры?

Ник стянул одноразовые перчатки и кинул их в коробку для мусора, стоявшую в темной комнате. На веревке перед ним висело несколько еще влажных после окончательной промывки снимков, выдержанных в тонах сепии. Из за реактивов в помещении сильно пахло серой, но Ник почти не обращал на это внимания, одну за другой рассматривая фотографии. Он был доволен своей последней работой. Он снова поймал ее в задумчивом настроении, застигнутую ярким солнцем, погрузившим в тень половину ее лица, отчего она казалась неуверенной и беззащитной, уловил дымку, туманящую ее серые глаза, когда она тревожится. Или смотрит на котят.

В то утро она катила свой велосипед по тротуару и в какой то момент вдруг повернулась и посмотрела прямо в объектив его камеры. Увидеть его она, разумеется, не могла. Он спрятался в пустынном патио пляжного ресторана более чем в ста футах от нее, вооружившись объективом. Но его сердцу понадобились все силы, чтобы стукнуть в очередной раз.

Он хотел ее такой, печальной.

Наполовину на солнце, наполовину в тени.

Ему безумно захотелось дотронуться до ее милого печального лица, совсем легонько, чтобы еще больше разжечь боль желания. Оно было как проклятие, это желание, словно острый нож, поворачивающийся в его груди, но больше ничто в то утро его не ожидало. Потребность наказать ту, которой он был одержим, исчезла или по крайней мере дремала, и поэтому он позволил этому чувству, этому безумству увлечь себя. В конце концов, она на мгновение заставила его забыть, кто он такой. В тот день в ее кабинете, когда она побудила его рассказать о своей работе, он снова почувствовал себя мальчишкой, полным жажды свершений и надежд.

Боже, за одно это ее можно было ненавидеть!

И вот теперь, разглядывая фотографии, висевшие в зловещем красном море его темной комнаты, он чувствовал, как поворачивается тот самый нож, причиняя сладкую, острую боль. Ник закрыл глаза, его ладонь скользнула под хлопчатобумажную футболку, рассеянно потирая шрам, рассекавший темные завитки волос у него на животе. Ему надо до чего то дотронуться, и если это не может быть она…

Проводя рукой по животу, по выпуклостям мышц, он снова позволил своему желанию вырваться наружу, прежде чем смог его обуздать.

— Господи… — хрипло прошептал он.

Ник знал, что случится, когда он прижжет рану. Как только он ее запечатает, энергия потечет прямо в пах. Соберется там, похожая на огонь, и у него начнется эрекция. Боже, все те ночи, когда он лежал в постели, умирая от желания обладать женщиной, но не в состоянии представить себя ни с кем, кроме нее…

Она… безумное наслаждение, связанное с ней… он знал всю нежность, которую нужно знать в связи с этим безумием… раздвинутые ноги, сдавленные вздохи, маленькие округлые груди, деликатно вздымающиеся над ее грудной клеткой. Ее мягкость взывала к нему в его снах, но когда он тянулся к ней, то не находил ничего, кроме своего набухшего возбуждения, и тогда он давал своему телу то, что оно требовало. Разрядку.

И снова искушение сунуть руку за свободно завязанный шнур спортивных штанов оказалось почти непреодолимым. Выношенная мягкая ткань касалась его напряженного члена легко, как женская ладонь. В другом состоянии он, наверное, смог бы насладиться этим чувством, но он умирал… умирал от желания прикоснуться к ней, умирал из за нее.

Резкий вопль вывел Ника из эротического транса. Последовавший затем сокрушительный треск заставил его стремительно вернуться к действительности. По темной комнате заметался красно черный свет — повернувшись, он задел лампу, и теперь она широко раскачивалась из стороны в сторону. Когда он распахнул дверь, взору его предстал настоящий хаос. Мэрилин носилась по комнате огромными скачками, уши прижаты, когти стучат по сияющему деревянному полу, отражающему каждое ее движение. Эстела тоже находилась в студии, неуверенно кружа по ней и пытаясь поймать кошку. В другом конце студии лежал опрокинутый стеллаж и валялось разное оборудование, удлинители и зажимы. Упала и пара камер в футлярах.

— О мой Бог! — восклицала Эстела, попутно ругая кошку и потрясая руками при виде этого кавардака.

Видимо, Мэрилин обследовала шаткий стеллаж, где он хранил запасные детали и дополнительное оборудование, и перевернула все это сооружение.

Ник вздрогнул, когда Эстела принялась ногой сгребать валяющиеся на полу предметы в кучу.

— Кошмар! — причитала она, с трудом нагнувшись, чтобы поднять камеру «Никон Ф 4». — Посмотри ка! Просто несчастье какое то!

— Эстела! — взорвался Ник. — Оставь это!

Она отпустила камеру и, качнувшись назад, упала на колени.

— Почему? — прошептала она. — Кто то сошел с ума?

— Я уберу, — сказал Ник, шагая к ней и припечатывая каждый свой шаг угрожающим видом. — Иди… уходи отсюда. У тебя, наверное, есть чем заняться.