Двойная тайна от мужа сестры - Яна Невинная Страница 43

Давид с легкостью принял эту роль, и меня это тревожит, но сейчас у меня не осталось сил бороться, меня так и тянет опереться на теплый бок сидящего рядом мужчины и согреться.

Вздрагиваю от холода, который никак меня не отпускает, зубы стучат друг о друга, я перенервничала, и теперь адреналин бешено гуляет в крови.

Но надо успокоиться. Дети рядом со мной, никто их не похитил, а это приключение они запомнят надолго. Когда-то и я сидела в этом домике вместе с сестрой, строила планы, делилась секретами, порой убегала поплакать, когда мама несправедливо обвиняла меня или даже била ремнем…

Но нет, не стоит об этом думать сейчас, портить уютность момента.

Позволяю черным теням уйти из своего сознания и погружаюсь в атмосферу этого маленького домика, в котором мы словно отрезаны от всего мира. Где строится новая реальность. Я одна решаю, случиться ей или нет.

— Мы бы быстро прибежали обратно, — оправдывается Том, говоря тихо-тихо, но сразу же признавая лидерство Давида. — Только бы одним глазком посмотрели…

— Ваша мама волновалась. Здесь очень много места и легко потеряться. Вы должны держаться близко, рядом со старшими, чтобы не случилось ничего плохого. Надеюсь, вы меня поняли, мальчики.

Строгая тирада заканчивается, и я медленно выпускаю из себя воздух, поежившись. Мои действия не остаются без внимания: Давид так кстати набрасывает на меня свой пиджак. Он пахнет сыростью и его неповторимым запахом, который пробуждает все мои рецепторы. Глушу в себе волнение, бросая на него короткий взгляд.

Лунный свет пробрался через щели в древесине, стало намного светлее и уютнее, а еще я согрелась и почувствовала, какими расслабленными стали конечности, навалилась сонливость. Под монотонные разговоры я задремала. Тело стало тяжелым, глаза закрывались сами собой, как будто на них положили свинцовый груз, сопротивляться было практически невозможно.

Меня разбудил легкий толчок в бок, Давид тихо позвал меня. Всё так же слышался непрерывный стук капель по деревянной крыше домика, шелест листвы приятно ласкал слух. Оказалось сложно выбираться из ватной дремоты, я обнаружила, что покоюсь в нежных крепких объятиях Давида.

Дернулась, практически отскочив в сторону, как будто меня оса ужалила. Он отреагировал на это покачиванием головы, которое я прекрасно увидела, потому что фонарик светил мне в самое лицо. Мальчики наперебой пытались завладеть трофеем.

— Я буду светить! Я! — кричал каждый из них, и мне пришлось быстро собраться, чтобы привести мальчиков в чувство и стать той строгой мамой, идеал которой я всегда видела в своей голове. Ева-Ева, как же ты так? Заснула, потеряла контроль, нежилась в объятиях человека, которому нельзя доверять, позволила ему приглядывать за своими детьми.

Вдруг он им правду сказал, пока я спала? От этой мысли даже задрожала, обхватывая себя руками, и уверенно сняла с плеч пиджак. Пусть мне будет холодно, но я не могу больше позволять Давиду думать, что он способен на меня повлиять простым куском ткани, этот жест заботы совершенно ничего не значит.

Постепенно продвигаемся в темноте, перепачкав все ботинки в жиже, а несчастный беспокойный дворецкий застыл в проеме, вглядываясь вдаль и поджидая нас.

Как-то само собой получается, что мы берем мальчиков на руки, я — одного, а Давид — второго, но спустя несколько метров мальчики начинают елозить на руках и проситься сделать обмен, каждому хочется посидеть на руках у взрослого дяди Давида, который не ругал их за приключение и баловство и разрешил посидеть в домике.

Со вздохом смиряюсь с действительностью. А что я еще могу сделать? Дети крутят из меня веревки, а Давид с упоением наслаждается ролью отца, даже не собираясь испытывать угрызения совести по этому поводу.

Старик встречает нас с бесконечными извинениями, просит прощения за то, что не усмотрел за детьми и они сбежали, и я уже собираюсь сказать ему о том, чтобы он подготовил машину, нам немедленно нужно уезжать, потому что уже поздно и пора ложиться спать, но Горский волевым решением оставляет нас ночевать в доме деда.

Мальчики радостно подпрыгивают, готовые нестись наверх, теперь-то им нужны блага цивилизации: теплая вода, туалет и мягкие постели.

— Будь благоразумной, мальчики устали, посмотри на них, все промокли.

— Мы отлично доедем на машине и высушимся в доме отца! — заявляю, не собираясь подчиняться диктату Горского. Это уже переходит всяческие границы.

Стискиваю кулаки, полыхаю внутри целым шквалом эмоций из-за того, что он пытается контролировать нас, но доля истины в его словах есть. Вот только хочу ответить агрессией, не признавать его правоту, ведь получается, что он в этот момент больше думает о детях, чем я сама.

— Мам, мы, что ли, поедем обратно? — канючат малыши, размазывая по щекам слезы. О господи, довела собственных детей до рыданий. Мать-кукушка.

Едва открываю было рот, чтобы сказать, что да, мы едем домой, но в этот момент они так грустно опускают плечики и смотрят своими невинными глазками, что я вынужденно соглашаюсь, скрипя зубами.

Ничего не поделать, подчиняясь обстоятельствам, укладываю детей, в тихой ярости принимаю душ и после этого выхожу в гостиную, чтобы найти виновника своей злости.

Давид босиком, но в брюках и рубашке, сидит на корточках возле камина, шевеля кочергой поленья. Он расслабленный, весь лучится довольством. В то время как я состою сплошь из злости и негодования. Давида Горского стало слишком много в моей жизни.

Я не собиралась проводить с ним сегодняшний вечер и тем более не собираюсь проводить с ним сегодняшнюю ночь, и я намерена заявить ему об этом. Вот поговорим, выскажу свое недовольство — и уйду.

Пусть не думает, что я каждый раз буду подчиняться и ради детей соглашаться на его требования или просьбы!

Вид его голых стоп отчего-то меня смущает, и я сминаю и комкаю ворот большого дедушкиного халата, в который пришлось одеться после водных процедур. Ведь мы не планировали тут ночевать! Я ничего с собой не взяла. От халата пахнет нафталином, а дедушкины тапки болтаются на ногах. Поджимаю пальцы и шлепаю к Давиду.

— Как мальчишки? Уснули? — вдруг поворачивается он и спрашивает у меня мягким тоном, сбивая с толку. А затем видит мое состояние и добавляет: — Всё еще не остыла? Может быть, примешь душ еще раз? — смеется этот негодяй, расплываясь в улыбке и оглядывая мой нелепый вид.

Я проглатываю собирающуюся вылететь колкость, стоя в ступоре от его слов, а потом