Ирина Степановская - Реанимация чувств Страница 44

– Ну, ты тут еще! – возмущенно сказала Валентина Николаевна и, вернувшись к холодильнику, дала Чарли кусок колбасы. Он благодарно вильнул хвостом и снова улегся в коридоре посреди дороги.

Платье вползло на тело сверху вниз, как футляр, и тут же прилипло к ногам. Десять секунд ушло на то, чтобы найти антистатик и сбрызнуть колготы. Теперь одной рукой Тина нашаривала в шкафу парадную черную сумку, а другой, изогнувшись, пыталась застегнуть на спине длинную "молнию". Сумку в шкафу она нашла, а вот замок застежки заело. Причем заело посередине спины, в самом неудобном для застегивания месте, где-то между лопаток.

– Какой же черт придумал шить такие узкие платья! – в сердцах выругалась рассерженная Тина, пытаясь извернуться как червяк и выползти из футляра. Но не смогла – ни через голову, ни через ноги. Тина опять выглянула в окно. "Восьмерка" стояла на прежнем месте. Азарцев присел на хлипкую влажную лавочку, подстелив под себя все тот же журнал с красотками, уже порядком измятый, и внимательно разглядывал лежавшие под ногами желтые листья клена.

– Прямо "Три тополя на Плющихе", – сказала Тина и повернулась к Чарли: – Ну, что теперь делать?

Чарли вопросительно приподнял уши и постучал по полу хвостом. Тина вздохнула и медленно пошла в спальню. Там она уже без энтузиазма на всякий случай повязала на шею шелковую косынку в надежде, что та закроет прореху на спине, но номер не прошел. Прореха зияла; более того, платье, узкое в талии, теперь некрасиво съезжало с плеч. Идти прямо так, надев сверху пальто, было немыслимо. И Тина легла на кровать прямо в ботильонах и в незастегнутом платье и беспомощно, по-детски, заплакала. Ей было жалко себя не оттого, что, видимо, сорвалось свидание, на которое она и не очень-то хотела идти, а оттого, что, несмотря на усталость, она все-таки встала, накрасилась, собралась, пережила жуткий приступ чихания и в конце концов так глупо осталась дома из-за не вовремя заевшей застежки! Чарли пришел к ней в комнату, лег на коврик перед кроватью и время от времени тяжело, по-собачьи, вздыхал.

На часах была ровно половина восьмого, когда все-таки раздался деликатный звонок в дверь. Чарли навострил уши и побежал в коридор за Тиной.

"Скажу, что у меня зверски болит голова!" – решила Тина и, накинув на платье кофту, в которой была на работе, пошла открывать. Увидев ее, Азарцев радостно улыбнулся.

– А я уж испугался, что вас что-то задержало в больнице! Хотел уж ехать за вами назад в больницу! – Его тон был настолько по-домашнему прост, что Тина, неожиданно для себя, сказала чистую правду:

– Я уже было совсем собралась, но в последний момент заело застежку на платье, и я теперь не могу ни застегнуть его, ни переодеться!

– Ну-ка, покажите! – сказал Азарцев тем тоном, которым обычно говорят врачи, когда хотят осмотреть больного. Валентина Николаевна без всякого стеснения стянула с плеч старую кофту и повернулась к нему спиной. Чарли занял место у двери и стал напряженно рычать: он увидел, что Азарцев приближается к хозяйке на недозволенно близкое расстояние.

– Минутку, – сказала Тина. – Свои, Чарли, свои! – И, успокоив собаку, включила в коридоре свет, чтобы Азарцеву было лучше видно.

– Да ничего страшного! – сказал Владимир Сергеевич после секундного разглядывания замка. – Просто ткань платья сбоку попала в "собачку". Сейчас я ее освобожу!

Но сделать это оказалось не так-то просто. Во-первых, ткань заело достаточно крепко, а во-вторых, Азарцеву мешала сосредоточиться спина Валентины Николаевны. Причем именно те особенности кожи Тины, которые ужасно не нравились ее свекрови.

"Да она у тебя будто лягушка пятнистая!" – как-то с раздражением сказала свекровь сыну, однажды увидев, как Тина переодевается (ее спина была покрыта веснушками). Тот только плечами пожал. А вот Азарцева веснушки Тины почему-то умилили. Он наклонился к застежке и почувствовал теплоту живой кожи, не молочно-белой, а желтовато-розовой, именно того оттенка, что называется "персиковый". И по всей ее теплой персиковой спине были разбрызганы небольшие желтые пятнышки, будто осколки солнца. Все это нежное великолепие благоухало, словно воздух в жаркий летний день где-нибудь на прогретой солнцем поляне. И еще Азарцева ужасно взволновали черная бретелька комбинации и кусок кружевного черного лифчика, видимый в открытой части спины. Ему ужасно нравилось, что лифчик не болтается на спине, как у худосочных манекенщиц, а мягко вдавливается в здоровое, ароматное тело.

– Ничего не получается! Придется снимать платье! – промучившись с минуту, наконец сказал он, причем без всякой задней мысли.

– А как снимать, если оно застряло! – воскликнула Тина. – Если бы можно было, я бы уже давно сняла!

Она тоже взволновалась. Ей было ужасно приятно, что он вот так близко копошится за ее спиной. Но платье снимать не хотелось. Тина представила, что Азарцев увидит ее слегка выпирающий животик, далекий от идеала, который настойчиво преподносят журналы мод, и ей стало не по себе. Все-таки ведь не рассматривать ее он приехал!

– Давайте осторожно стягивать с плеч! – сказал Азарцев и осторожно, но сильно стал настойчивыми движениями стягивать платье. Валентина Николаевна замерла. Движение молекул в мире остановилось. Они с Азарцевым стояли в опасной близости друг за другом, почти прижавшись, в залитом светом коридоре ее квартиры и не слышали ничего вокруг, в том числе и то, что Чарли вдруг стал тревожно поскуливать. Задетое ненароком черное пальто Тины упало с вешалки и валялось на полу. Тина не обратила на это никакого внимания. Ее ужасно волновало прикосновение пальцев Азарцева к ее плечам и спине. А он действительно изо всех сил пытался освободить ее от плена платья.

И вдруг замок "молнии" поддался. Край ткани выскочил из него и освободил путь. Платье сползло.

– Я вас поздравляю! – засмеялся Азарцев. Тина повернулась и оказалась в его руках. Ей стало так по-детски весело и хорошо, как давно уже не было. Она запрокинула голову и засмеялась. Она хохотала и хохотала и поэтому не слышала, как в замочной скважине повернулся ключ, дверь распахнулась, и на пороге показался ее собственный сын в обнимку с какой-то девушкой. Последовала немая сцена.

– Ты почему не на занятиях? – сразу перестав хохотать, строгим голосом спросила Тина, натягивая платье, ревниво поглядывая на девушку и застегивая застежку на спине (теперь уже свободно). – Ты собираешься в институт поступать или нет? Вот я все отцу расскажу, как ты на занятия ходишь!

– Может быть, ты меня познакомишь? – противно ехидным голосом спросил сын, и тут Тина поняла, что виденная подростками сцена может быть истолкована ими по-своему.