Прощай, Лоэнгрин! (СИ) - "Voloma" Страница 44

К великому ужасу Терезы Херст, суд выявил нарушения и все руководство клиники, куда была помещена Хильда, было снято со своих должностей. К сожалению, препаратами, которыми пичкали девушку, нанесли непоправимый вред ее психике, что привело к биполярному расстройству и резким перепадам настроения. Фрау Херст обязали возместить стоимость лечения потерпевшей и моральный ущерб.

Эти деньги Хильда вложила в магазин, а Иво вернулся в родной Швангау, когда окончил университет и прозябал на подхвате у нее, вызывая недоумение местных.

Девушка в итоге, почти оправилась. Многие в деревне прикусили языки, помня о том, во сколько влетело фрау Херст, ее вольное трактование чужого поведения и слов. И только один человек не мог оправиться до конца — Элеонор.

Ни широкая улыбка дочери, которая казалась, вполне счастливой, ни умиротворение в семье, ни утихшие сплетни, не могли вырвать ее из горя, в котором, она, казалось, уже привыкла вариться. По-другому жить она не умела. Поэтому Хильда отказывалась жить с родителями, потому что ей удалось отпустить ужасное прошлое, а при одном взгляде на лицо матери, болезненные воспоминания возвращались.

— Да, — уверенно солгала я.

— Хильда, единственная, кто пытается вырваться из своего кошмара, а те кто здесь живет, по твоему выражению, давно смирились с тем, что никогда не изменить. Ты и в моем прошлом желаешь покопаться?

— Я ни в чем не копаюсь, просто хочу понять, с кем живу рядом.

— Перетерпишь как-нибудь! Тебе не долго осталось. Месяц кажется. Скоро тебя выпустят из этого дурдома.

— Но не тебя? Ты тоже можешь уехать в любой момент.

Нечто затравленное появилось в глазах Рэгворда.

— Все очень не просто… И кто сказал, что я хочу отсюда уезжать?

— Ты не хочешь ничего изменить?

— Порой, это просто невозможно! Может быть именно из-за попыток что-то изменить, я и оказался здесь? В сухом остатке, я довольно неплохо провожу время в Баварии. Столько вопросов…. И, кстати, это место не терпит их, впрочем, как и я…, - теперь Полссон был очевидно раздражен. — Так что не советую лезть не в свое дело. И да… Тебе пора приступать к обязанностям.

Последняя фраза должна убедить, что человек с которым я разговаривала изо всех пытается нанести мне обиду. Но пока получалось не очень. Гордость до сих пор обходила меня стороной.

— Тоже мне…Лоэнгрин. Надеюсь, тебе полегчало, — я с издевкой оскалилась, давая понять, что не собираю убиваться по поводу поруганной чести.

Рэгги закатил глаза, но с облегчением улыбнулся.

Я юркнула за дверь, которая тут же с грохотом за мной захлопнулась. Пространная беседа оставила горькое послевкусие расставленных точек над ''i'', но это было единственное чувство, которое соизволило меня посетить. Равнодушие и покой, обволакивали изнутри, притупляя жжение и покалывание в промежности, а еще зуд в тех местах, где по мне прошлись зубы Рэгворда.

Трудно было отделаться от чувства, что в Полссоне давно были исчерпаны все ресурсы чувства вины, он разучился сопереживать, прислушиваться к совести, оставляя желание рубить с плеча. Все это мне было очень легко понять. В этом плане я сама мало чем отличалась от Рэгги.

Спустившись во внутренний двор, я поежилась и подняла глаза вверх, чтобы осмотреть уже знакомые пики высоких башен. Каждый раз мурашки послушно оказывались на спине и табуном неслись к пяткам. Ветер немного стих, кое-где еще оставались островки снега, но в целом, можно было сказать, что весна пришла в Баварию в этом году, довольно рано. На кухне меня уже ждал горячий чайник. Спасибо Бронелю. Смакуя момент, я заварила чай и беспощадно добавила две ложки сахара, с горкой. Припасенное со вчера пирожное явилось из недр холодильника и сладострастно манило, предательски подводя к мысли о том, что напоследок можно еще и не такое. Все между нами останется тайной, как и подробности прошлого каждого.

Статус кво сохранялся почти неделю, пока Лора и Рэгги не вошли в свой привычный режим отношений. Спасение жизни и «недоизнасилование» обнулили их вопросы друг к другу. Лору только попустило и она перестала прихрамывать после той бурной ночи. Но в движениях девушки появилась странная машинальность делала ли она уборку, или ела. Походы в кондитерскую стали редкими. А когда, Бронель по привычке пересказывал последние новости за завтраком, она уходила, с извинениями, что пора приниматься за работу, хотя раньше всегда с интересом и любопытством слушала о непритязательных событиях.

За эти несколько месяцев, что она провела в Нойншванштайне, Лора успела выучить расположение всех видеокамер в замке, а потому наизусть знала укромные уголки, в которых можно было затаиться, чтобы на несколько секунд закрыть глаза и напомнить себе ради чего она здесь. Сегодня обошлось без таких напоминаний.

Когда туристы стали заполнять залы и коридоры, с утренней порцией работы было почти покончено. Оставалось пройтись по мусорным ведрам. Едва девушка выкатила тележку с ведрами и швабрами во двор ее окликнула фрау Гроссмахт.

— Лора, подойди сюда. Тебе письмо.

Письмо!

Первое за столько времени.

Сердце зашлось с такой силой, что на мгновение потемнело в глазах.

С трудом сглотнув слюну, девушка сделала глубокий вдох и на удивление ровной походкой зашла на кухню.

— Нордман заходил… Он был в городе и забрал почту по дороге к нам.

— Нордман?

— Ну да, наш лесник.

Удивительное дело, но только сейчас она поняла, что ни разу не видела этого человека.

Лора с глухим треском разорвала конверт, в котором пряталась одинокая открытка. На ней была изображена красивая лагуна и берег с разбросанными по нему простыми рыбацкими домиками. Этот вид она узнала сразу и в мозгу будто щелкнуло, словно выключатель.

Все чувства и переживания сняло, как рукой, оставив невероятное спокойствие.

Перевернув открытку, она уже знала, что там точно будет записка.

«Всего хорошего».

Два слова с добрыми пожеланиями вмещали в себя приговор для Алекс Фаррот. Значит, дело в суде, Оттернею удалось замять. Обвинительного приговора не будет. Пора просыпаться. Ни сказки, ни победы добра над злом, ни надежды на спасение…

Сейчас бы горько усмехнуться, но Лора почему-то с облегчением вздохнула и обвела кухню взглядом, запоминая все детали. Как ни как пора прощаться.

Открытка перекочевала в нагрудный карман куртки и девушка подошла к плите и прикоснулась к чайнику.

Горячий!

Она достала пакетик чая, бросила его в кружку и залила кипятком. Вдогонку к заварке отправились две ложки сахара. В движениях появилась странная плавность и грация. Готовый напиток она пила с видимым удовольствием, поглядывая в окна на привычный пейзаж серых стен замка.

Нутро заполнилось теплом, в то время как взгляд заволакивало холодом.

Девушка вернулась в комнату, нагнулась к кровати и пошарив рукой, достала прикрепленный к ее дну предмет, который приятной тяжестью улегся на ладони. Из рюкзака она выудила портативную колонку и подсоединила ее к наушникам, включила кнопку воспроизведения и голову заполнила мелодия роскошной симфонии.

Не было никакого смысла тянуть время.

Пора прощаться.

Среди толпы туристов было так легко затеряться. Лора избегала камер, пробираясь к лестнице, которая вела на третий этаж.

Солнечные лучи обильно заливали просторную библиотеку на третьем этаже, где Рэгворд трудился над воссозданием резных панелей из красного дерева. Работа его успокаивала и буквально обеспечивала обезболивающий эффект.

Жизнь в Швангау не была хуже или лучше тех мест, в которых успел побывать Полссон, но дарила надежда на скромное счастье, если оно не заключалось в том, что можно было забыться, если под рукой есть выпивка.

Рэгги любил солнце и всякий раз, когда выдавался погожий денек, он старался покончить с работой пораньше, чтобы удобно устроиться наверху, на балконе и до одури любоваться видом на долину. Но и эту малую радость омрачала одна мысль.