Анна Берсенева - Французская жена Страница 44

Феликсу стало страшно. Он представил, как дедушка произносит эти слова «порядочный человек» – он часто произносил их по отношению к разным людям – и как мама бросает в него большой китайской вазой, которая стоит в квартире у дедушки и бабушки на буфете.

– До такой степени меня не уважать! – с еще большим волнением продолжала мама. – Мои чувства, мою любовь… Все это для них ничто! Для них вообще не существует чувств, только их проклятая порядочность, которая на самом деле просто расчет. Расчет! Дай им волю, они все рассчитали бы заранее в моей жизни так же, как в своей. Это просто ужасно, Лиза… И ужасно, что я вынуждена притворяться перед ними. А что делать? Не могу же я оставлять Феликса одного. Но ничего, еще год, и это притворство наконец кончится.

Феликс отбросил одеяло и вскочил с кровати. Его била дрожь, хотя в квартире топили так, словно на улице стояли не апрельские погожие дни, а крещенские морозы.

Он бросился к кухонной двери. Мама услышала шлепанье его босых ног и поспешно сказала в трубку:

– Феликс проснулся. Я тебе из поезда позвоню.

– Зачем ты едешь в Нижний Новгород? – спросил Феликс, останавливаясь на пороге кухни.

– Почему ты решил, что в Нижний Новгород? – пожала плечами мама. – Я еду…

– Я слышал, – перебил ее Феликс. И повторил: – Зачем?

Мама внимательно посмотрела ему в глаза, словно оценивая, можно ли ему сказать… И сказала:

– Я еду к человеку, которого люблю. Ты уже достаточно большой и должен это знать.

В мамином голосе прозвучал вызов. Это было впервые, и Феликс растерялся.

– А бабушка и дедушка? – зачем-то спросил он.

Хотя ему и самому было понятно: это не главное, что он хочет спросить сейчас у мамы.

– А вот они-то как раз не должны знать, куда я еду! – воскликнула она.

Тут Феликс почувствовал, что недоумение, почти даже растерянность сменяются в его душе гневом. Что значит – не должны? Он им врать должен, что ли?

– Я им врать должен, что ли? – произнес он.

– Ты просто не должен с ними это обсуждать. – Вызов из маминого голоса все-таки исчез. – Пойми, мой маленький… – Мама подошла к Феликсу, обняла его с такой нежностью, от которой у него всегда занималось дыхание. – Пойми, мне самой претит эта ложь. Но что же нам делать? Мы с тобой не обойдемся без их помощи.

– Мы с тобой?..

Феликс отшатнулся. Мамины слова показались ему отвратительными. И этот ее доверительный тон…

– Ну конечно. Ведь ты мой мальчик, ведь я не могу без тебя ни дня, – сказала мама.

«Она врет, – вдруг подумал Феликс. Он никогда не думал так о маме, так холодно, будто наблюдая за нею со стороны. Ему стало страшно от того, что он может так думать о ней, но он все равно думал именно так. – Зачем она врет? Она ведь запросто обходится без меня, когда уезжает. И ничего в этом нет особенного. Что ей, со мной все время сидеть, как с маленьким? Но зачем же она говорит, что не может без меня ни дня?»

И сразу же он догадался: мама даже не врет, а просто играет, как на сцене или в кино. Он был на всех ее спектаклях, даже на «Манон Леско» и «Даме с камелиями», хотя это были совсем взрослые спектакли и дедушка был против того, чтобы Феликс их смотрел. Но он смотрел и эти спектакли, и другие, в которых играла мама, и все ее фильмы смотрел тоже. Он знал, какая она становится, когда играет, – как смотрит чуть искоса и словно бы виновато, как улыбается, как блестят ее глаза, как звенит голос.

Сейчас она играла, как будто кухня была сценой, а он, ее сын, просто партнером по спектаклю.

– Пойми, маленький… – начала мама.

– Не называй меня маленьким! – перебил Феликс.

– Ну большой, большой, – улыбнулась она.

Ему была неприятна эта ее понимающая улыбка. Получалось, все дело в том, что он хочет выглядеть взрослым! А он вообще не думал сейчас о такой ерунде. Ему казалось, что-то ломается в жизни. В его, в дедушкиной, в бабушкиной… Только в маминой, он чувствовал, ничего не ломается, все остается по-прежнему. А то, что сейчас с ней происходит, началось уже давно, просто он раньше этого не замечал.

– Пойми, мой хороший, – как ни в чем не бывало продолжала она. – Я люблю человека, который… Который сейчас не со мной. Но он будет со мной очень скоро, мы оба ждали этого много лет, и…

– Сколько лет? – снова перебил ее Феликс.

– Что? – не поняла она.

– Сколько лет ты его ждешь? – повторил Феликс.

Он хотел еще спросить, как так получается, что она ездит к тому человеку, и при этом ей приходится его ждать. Но он почему-то не смог об этом спросить.

– Я жду его уже четырнадцать лет, – с тихой грустью произнесла мама.

Точно такая же грусть звенела в ее голосе, когда она играла Манон Леско – ту сцену, в которой Манон обманывает кавалера де Грие. Как только Феликс догадался, что сейчас она тоже играет, он даже стал узнавать, какие именно роли.

Но эта мысль мелькнула у него в голове очень коротко. И сразу же сменилась совсем другой мыслью…

– Так ты… Так я… – пробормотал Феликс. – Он… этот человек… Он мне кто?..

– Тебе? – В мамином голосе прозвучало недоумение. И тут же она воскликнула, всплеснув руками: – Филька! Ты подумал, он твой отец? К сожалению, нет, – вздохнула она все с той же тихой грустью. – Понимаешь, однажды – только однажды за четырнадцать лет! – мне показалось, что я влюбилась в другого человека. Это был какой-то смерч, вихрь, умопомешательство. Это была трагическая ошибка! – воскликнула она. Феликс вздрогнул. – Я год не ездила, я думала, что не поеду больше никогда. И только потом, когда у меня все уже кончилось с тем, другим, я поняла, что все это было обыкновенным безумием. Я думала, он – тот, кого я люблю по-настоящему, – не простит мне этого. Но он великодушный человек. А может быть, слишком меня любит. Мне трудно об этом вспоминать… Хотя все это неважно теперь! – Ее глаза радостно сверкнули. – Теперь у меня есть ты и есть он – двое моих любимых мужчин. Скоро мы будем вместе. Все вместе.

– Я не хочу! Не хочу-у!..

Феликс разом забыл, что он давно уже не маленький, что он сильный, что он должен оберегать маму… Он кричал, как подстреленный заяц, он колотил себя кулаками по лбу, он готов был упасть и биться на полу, как какой-нибудь мелкий придурок в магазине игрушек!

Он не хотел, чтобы так неожиданно, так страшно ломалась его жизнь!

– Ну что ты, что ты?! – Мама так испугалась, что у нее задрожали руки. – Филька, миленький, ну успокойся! Он тебя уже заочно любит. Я возила ему показать твои рисунки и ту шкатулочку деревянную, помнишь, которую ты мне сделал на день рождения… И ты тоже его полюбишь, я уверена! Он такой умный, добрый… Да и не сейчас мы еще будем все вместе, еще только через год, – наконец сдалась она.