Юлия Климова - Теплая снежинка Страница 45

Это всего лишь поцелуй.

Дмитрий Сергеевич повел себя странно, то есть он повел себя как нормальный муж, потративший года два на пылкие ухаживания. Притянув меня к себе левой рукой, дотронувшись до моего подбородка пальцами правой руки, он чуть наклонил голову и коснулся губами моих губ. В его действиях была не только уверенность, но и… нежность. И именно к этому я оказалась отчаянно не готова.

Я ответила на поцелуй.

Почему бы и нет? Раз так хорошо… раз он умеет… раз мне нравится… раз мы муж и жена… раз теперь и по закону положено… Почему бы и нет?

Его левая рука скользнула ниже – к талии, губы стали жестче. Еще секунда – и он отстранился, выпрямился и превратился в обычный ржаной сухарь. На его лице не было ни одной черточки хоть какого-нибудь чувства – ни смятения, ни самодовольства, ни радости. Но черт побери! Этот поцелуй не был дежурным! Честное слово, не был! И он оставил в моей душе глубокий след удивления и недосказанности…

– Спасибо, – произнес Дмитрий Сергеевич.

– На здоровье, – выдохнула я.

– Поздравляю! – воскликнула мама и сильнее прижалась к Герману. Молниеносно вытащив из сумочки длиннющую сигарету, она закурила и блаженно возвела глаза к потолку, чем шокировала побледневшую сотрудницу загса.

– Извините… – смущенно произнесла та, – но здесь не курят.

– Глупости, – отмахнулась Эмма Карловна и выпустила идеальное кольцо вишневого дыма. – Я только что выдала замуж единственную дочь и имею право на успокоительное.

Герман осторожно шагнул в сторону и с осуждением покосился на сигарету – пассивное курение его, видимо, не прельщало.

– Поздравляю. – Середа пожал руку Кондрашову и, обняв меня, шепнул на ухо: – Хорошо смотритесь и отлично целовались.

Незаметно ткнув его кулаком в бок, я лучезарно улыбнулась. Смейся, смейся, ты абсолютно прав – это комедия, шоу для поднятия настроения. Осталось только выяснить, чем же все закончится?

– Домой тебя отвезет Герман, – сказал Дмитрий Сергеевич и добавил: – Я постараюсь приехать пораньше. Извини, у меня действительно сегодня две важные встречи.

Я подняла голову и нырнула в его серые глаза. Он врал… Боже, он врал! И это было столь явно, столь неопровержимо, столь истинно, что у меня заныло в висках.

Он врал…

Но зачем?

Дом Дмитрия Сергеевича Кондрашова – законного мужа, соратника и защитника – встретил меня уже знакомой мебелью, застывшей атмосферой и еле уловимым ароматом сдобных булочек. Первый раз я здесь оказалась в начале декабря – первый снег, первый крупный проект, куча планов и устремлений и ни одной мысли о замужестве! Я подбирала цвета, стиль, детали, потирала от удовольствия ручки, любопытствовала и изумлялась: персона Кондрашова и персона Германа казались мне трагично-комедийными, нереальными… А теперь я почетный член их общества! Я буду здесь жить, отмечать Новый год, Рождество, да, да, именно в этом доме я буду есть оливье и селедку под шубой! Представляете? Я – нет.

– Привет, – бросила я в никуда и отправилась в левое крыло разбирать ранее прибывшие вещи.

– Если что-нибудь понадобится… – понеслись вслед слова Германа.

– Спасибо, я помню, где туалет.

Не нужно, не нужно мне сейчас мешать.

Во-первых, мой палец обхватило цепкими ручонками обручальное кольцо, оно сверкает и старательно напоминает: ты вышла замуж, ты здесь хозяйка, ты сумасшедшая.

Во-вторых, я смущена. Это необъяснимо, но факт.

В-третьих, я должна продумать дальнейшее поведение. Мне нужна стратегия!

В-четвертых, Дмитрий Сергеевич все же мог отменить встречи и… врун несчастный. Что-то здесь не так…

Я зашла в спальню, плюхнулась на кровать и улыбнулась. С чего начать новую жизнь? Где мой муж? Подавайте-ка его сюда!

– Не очень-то и хотелось, – фыркнула я и покосилась на три одинаково красивые и одинаково удобные сумки, точно три завалившихся набок пчелиных улья, они стояли возле кресла и ждали моего дружеского вмешательства в их внутреннюю жизнь. Пытаясь вспомнить, в какой из них лежит специально купленный для брачной ночи пеньюар (цвета шампанского), я принялась напевать легкую однообразную мелодию – парари-ра-ру-ра-рам, парари-ра-ру-ра-рам. Бабушка, жаль тебя нет рядом, сейчас бы ты сказала: «Прошу тебя, оставь его в живых». Но я-то сейчас до ужаса скромна и нелепа в своих ехидных фантазиях, я понятия не имею, что говорить и что делать.

Он придет.

А я?

Нет, ну сначала мы поужинаем, а потом?

Акула и анчоус. Брачные игры не на жизнь, а на смерть!

Хотя пусть меня еще разик поцелует. Или два разика. Я совершенно не против.

А если он не придет?

Тогда я возьму свидетельство о браке, топну ногой и строго скажу: «А ну-ка, Дмитрий Сергеевич, выполняйте свои супружеские обязанности!»

Давясь от смеха, я завалилась на подушку, и тут же раздался стук в дверь.

– Да-да. – Я подскочила, села на кровати и, как прилежная ученица, положила руки на колени.

– Добрый день, Наташа. – В комнату вошла Ада Григорьевна. Волнение читалось в каждом ее движение, но светлый парадный костюм, горделивая осанка и огромное блюдо с пышками, которое она держала перед собой, прикрывали смятение. – Поздравляю от всей души. – Она поставило блюдо на журнальный столик. – Кушайте на здоровье. Дмитрий Сергеевич приедет к ужину… у меня уже все готово…

– Спасибо, огромное спасибо, – искренне выдохнула я в ответ. – Я как раз пока вещи разберу…

– Вам нужна помощь?

– Нет, спасибо.

– Тогда увидимся за ужином. – Ада Григорьевна кивнула, задержалась около двери и добавила тоном строгой учительницы: – И куда это годится? Неужели нельзя забыть о работе хотя бы сегодня?!

– Абсолютно с вами согласна, – поддакнула я и, чтобы окончательно разжалобить доброе сердце, шмыгнула носом и сказала: – Я уже соскучилась… надеюсь, он скоро приедет…

Ада Григорьевна покачала головой, сочувствуя, и отправилась в кухню. Приятно иметь такую замечательно-уютную союзницу. Дмитрий Сергеевич, мы вас ждем.

Следов Сливы Бережкова я не обнаружила, чему, конечно же, порадовалась – руки прочь от моего семейного гнезда! Зато выбранный мною диван стоял на почетном месте в каминном зале, и я не ошиблась – это именно то, что нужно, и это именно то, что молниеносно сроднило меня с левым крылом дома. Четкие линии и острые углы.

Мой вклад!

Мой весьма заметный штрих!

Моя порция собственного таланта!