Наталья Троицкая - Обнаров Страница 45

– Узнаю! – наливая виски, похвалил Шалобасов. – Это по-нашему. По-питерски! Быка за рога. Давай, Костя, за нас. Хорошие мы мужики. Пусть нам и дальше в жизни везет!

– Давай.

Выпили.

– А ты знаешь, Костик, где мы с тобой познакомились?

Шалобасов хитро прищурил правый глаз, точно оценивая, сможет ли Обнаров вспомнить. Потом, вдруг решив больше не испытывать его, подсказал:

– Это было не на мосту, Костя. Ночь… Конец мая… Наша, Зареченская сторона….

– Та-ак…

– К нам менты боялись сунуться, не то что городские парни. И тут – ты! Ну, вспоминай. Вспоминай! Идешь, красавец, с Ленкой Малышевой, моей соседкой, по улице Зареченская!

– Да ты что?! Я забыл совсем.

– Идешь, точно по Невскому, вольготно так, красиво. Борзометр зашкаливает. Ноль эмоций на моих пацанов.

– Да… Да…

– Само собой, такую наглость надо было наказать. Мы выстраиваемся полукругом по всей ширине дороги. Я – посередине. Руки сжимают кастеты, пара «перьев» в запасе. А ты, с независимой физией, со спокойствием бульдозера прёшь, прямо на нас!

– Перед Ленкой выеживался.

– «Вот сучонок! – думаю. – Только слабину покажи!» Костя, я до сих пор помню этот твой толчок в плечо и то, как ты с Ленкой удалялся, неспешно, вальяжно, так ни разу на нас и не обернувшись, точно мы детский сад…

– Молодой был. Глупый… – усмехнулся Обнаров.

– Ты – настоящий мужик, Костя. Давай за тебя!

Выпили, закусили какой-то несущественной английской мурой, и Шаболасов затянул долгий, нескончаемый рассказ про самолеты, про полеты. Обнаров слушал его, слушал не перебивая, время от времени согласно кивая и улыбаясь шуткам. Ему было приятно сидеть рядом с так внезапно возникшим в его жизни знакомым из далекого детства. Ему нравились спокойная уверенность, несуетливость Шалобасова. Было в Шалобасове что-то такое, что трудно объясняется словами, но сразу чувствуется. Именно за такими людьми идут в атаку, именно ради таких людей без сожаления поступаются своими интересами, наконец, именно такие люди всегда придут тебе на помощь в трудный час.

– Андрюха, а возьми меня к себе, в авиацию, – шумно выдохнув сигаретный дым, вдруг предложил Обнаров.

– Нахрена тебе авиация?

– Форма нравится. У вас всем такую роскошную форму выдают или только лучшим?

– Всем, – махнул рукой Шалобасов.

– Жаль вот только, что ношение боевых наград ваша форма не предусматривает, – став вдруг очень серьезным, сказал Обнаров. – Сколько их у тебя, наград? Двенадцать?

– Не знал, что ты знаешь.

– Я – шантрапа в сравнении с тобой, Андрей Валентинович. Давай за тебя. Такие мужики, как ты, дают возможность жить и работать таким клоунам, как я. Это не по железнодорожному мосту на спор лазить. Это взрослые игры. Ты живой, а значит, ты победитель! Храни тебя Бог! Давай выпьем за тебя!

Шалобасов обнял Обнарова за шею, уткнулся лбом в его плечо, зажмурился, замер, и только желваки долго-долго ходили по щекам.

Расставались под вечер.

– Как ты летаешь в такую погоду? – спросил Обнаров, сквозь пелену дождя провожая взглядом очередной, шедший на взлет пассажирский самолет.

– Летают мухи и стюардессы, а я – работаю. Завтра эту хмарь всю утащит. Чувствуешь, ветер пошел? Смена воздушных масс. По метеосводкам антициклон подходит. Будет жара и сухо.

– Слава тебе, Господи! – от всей души сказал Обнаров.

– Держись, держись, Костя!

– У меня будет просьба к тебе, Андрюха.

– Не вопрос.

– Я проторчу здесь еще несколько дней. Ты уже завтра в Москве будешь. У меня в Москве жена. Понимаешь, она на девятом месяце. Скучает. Захвати посылку. Здесь одежда для малыша, для нее кое-что. Порадовать немного. Подбодрить.

– Конечно. Как зовут жену?

– Тая.

– Красиво. У меня условие. Вернешься, я вас с женой в гости жду. Со своей семьей познакомлю. Ленка, моя жена, будет счастлива.

– Ленка?

Шалобасов прищурил правый глаз.

– Наталья Сергевна, не психуй! Ты хорошо расправляешь морщины, вот и… – Николай Алексеевич Сабуров рассерженно бросил ручку, захлопнул медицинскую карточку, погладил блестящую лысину, – не лезь в гинекологию!

Он встал из-за стола, подошел к шкафчику, достал коньяк, плеснул в стакан.

– На-ка, Журавлева. Выпей.

– Сам пей.

– Сядь.

– Что-то изменится?

– Сядь, я сказал! – рявкнул Сабуров и, взяв Наташу за руку, заставил сесть на рыжий кожаный диван.

– Куда только в районной консультации смотрели? Ребенок большой. У нее таз узкий. Сама она не родит.

– Всякое бывает. Кесарево сделаем. Чего ты разошлась-то?

– Вот, у тебя нет невестки, Сабуров, поэтому жесткий ты человек. У меня есть! Я ее люблю! А еще я брата люблю. Ведь если с ней или с ребенком что случится, я… Я просто не знаю, что будет! Так что ты думай, Сабуров! Думай своей гениальной лысой башкой. Соображай!

Она отвернулась. По щеке поползла слезинка.

– Ната, Ната… Профессиональней. Ты же врач!

– Какой я врач… Морщины расправлять много ума не надо. Ну вот. Мой коньяк выжрал. Сабуров, вот как в институте ты привык в одну харю трескать, так оно и осталось!

– Какие проблемы, милая? Сейчас будет и коньячок, и лимончик, и колбаска сырокопченая.

Наташа погладила Сабурова по лысой, как бильярдный шар, голове.

– Сабурчик, миленький, ты только девочку не пугай, ладно? Помягче. Поделикатнее. И хватит сиднем сидеть! Поднимайся. К ней пойдем. Только подожди, я нос припудрю.

На предложение лечь в клинику до родов Тая ответила категоричным отказом.

– Почему, Таисия? – недоумевала Наташа. – Здесь же комфортно. Отдельная палата, как маленькая квартира: прихожая, гостиная, спальня, ванная, туалет. Есть готовить не надо. Питание сбалансированное. Прекрасный сад. Постоянно под присмотром. Врачи, внимательные.

– Костя будет переживать, узнав, что я в больнице. Я останусь дома. Но… К чему этот разговор? Я не понимаю. Что-то не так? – Тая внимательно посмотрела на золовку, потом на Сабурова. – Николай Алексеевич, почему вы молчите? Что с ребенком?

– Все в полном порядке с ребеночком, – улыбнулся Николай Алексеевич. – Не волнуйтесь. Вот только…

– Что?

– Вы, голубушка, немножко перестарались. Ребенок очень крупный, за четыре килограмма.

– Разве это плохо?

– Не плохо. Но вы миниатюрная, хрупкая. Первые роды. Хотелось бы понаблюдать вас на завершающем этапе беременности.

– Я обещаю, Николай Алексеевич, что как только муж вернется, я лягу в вашу клинику. Пока буду дома. Клянусь, – Тая прижала руку к сердцу, – как только что-то где-то, я сразу к вам. Хорошо?

Сабуров выразительно глянул на Наташу.

– А ты, Журавлева, раскудахталась! Вот – отношение к жизни. Учись! Только я настоятельно требую, голубушка, – Сабуров опять обратился к Тае, – сидите дома, никуда не выезжайте, гуляйте поблизости от жилья. Если почувствуете, что что-то не так, даже при малейшем подозрении, сразу звоните. Договорились?