Роковое пари - Наталья Семенова Страница 45

— Мне нужно всё как следует обдумать, — всё же говорю я. — В одиночестве.

— Хочешь, чтобы я ушёл?

— Да.

— Но...

— Считай, что ты мне должен за то, как мерзко поступил.

Ронни болезненно морщится, словно я его ударила, пару секунд смотрит в сторону, а затем кивает. Но продолжает стоять на месте.

Секунда. Две. Пять.

— Ро...

Я испуганно замолкаю, когда он неожиданно притягивает меня к себе и впивается в мои губы своими. Я чувствую в его поцелуе жадное отчаяние. Чувствую страсть, которая невероятным образом переплетается с ошеломляющей нежностью.

Кажется, я чувствую в этом поцелуе... его любовь.

И свою...

Опять эти проклятые минута или час.

— Это, чтобы тебе лучше думалось, — шепчет мне в губы Ронни.

Мы оба часто дышим, я ощущаю, как барабанит его сердце под моей ладонью наравне с моим собственным. А затем он выпускает меня из рук.

И уходит, не оборачиваясь, о чём я его и попросила.

Вот только я совершенно не помню, зачем это сделала...

Глава 24. Ронни: знания не всегда сила...

— Ты нашёл её? Вы поговорили?

Бонни бросает курицу, с которой возилась, и спешит к раковине, чтобы сполоснуть руки. Я падаю на стул и устало тру глаза:

— Да.

— Как она? — садится напротив меня сестра. — Сумела тебя понять? Простить?

Я вглядываюсь в взволнованное лицо сестры и вспоминаю, как дрожал от слёз её голос, когда она позвонила мне, чтобы сообщить о том, что Мелисса всё знает.

Словами не передать, как я испугался.

А затем автобус, Её лицо в слезах, разочарование и боль во взгляде... Мне казалось, я сдохну от той боли, что испытывал сам.

Я не могу её потерять.

— Надеюсь, что простит, — выдыхаю я.

Я сделаю всё возможное и нет для этого.

Бонни обнимает себя руками и смотрит в окно:

— Мы поступили ужасно, и всё, что нам остаётся — это молить о прощении.

— Грёбанные стервы, — вздыхаю я. — Мне с самого начала не нравилось, что о споре знает столько народа. Даже удивительно, что мы так долго продержались.

— У меня есть ощущение, что у Хайт были личные мотивы для того, чтобы предложить мне Холда... Она словно играет с нами...

— Будь на шаг впереди неё, — предлагаю я. — Расскажи всё Холду сама.

Сестра боязливо передергивается и шепчет:

— Он меня возненавидит...

— Зато не узнает об этом от тупых куриц, болтающих о чём не надо в женском туалете, — усмехаюсь я. Чувствую едкую досаду и качаю головой: — Чёрт, представляю, как Мел было больно узнать обо всём вот так... Бо, будь умнее меня. Будь... умнее Хайт.

— Ты прав, — шепчет она, шмыгнув носом, и поднимается со стула. — Я должна быть смелой, должна быть... — Она идёт к холодильнику, достаёт из него упаковку чернослива, закрывает дверцу и опускает голову. Спина и плечи напряжены. — Я виновата и должна понести наказание, каким бы жестоким оно не было.

— Эй, не будь так строга к себе, Бо.

Бонни прерывисто выдыхает, разворачивается и пытается улыбнуться, направляясь к кухонной тумбе, где её ожидает разделанная курица:

— Я расскажу Дилану. Сразу, как только он вернётся с соревнования.

Я киваю и некоторое время наблюдаю за готовкой сестры. Уборка и готовка — её личные антидепрессанты. Приобретённые во времена жизни с матерью. Примерно в тоже время мы начали бросать друг другу вызовы. Чтобы отвлечься или же хоть капельку чувствовать себя обычными детьми...

Чёрт, кроме всего прочего, мы сами виновники своих бед.

Вот и Хьюго Коллинз так считает.

— Я снова встретил Хьюго, когда искал Мел, — рассказываю я сестре. — Он был готов кубарем спустить меня с лестницы. Не понимаю какого хрена он настолько против наших отношений. Не представлял, что он так сильно меня ненавидит.

— Ненавидит? — хмурится Бо, отправляя фаршированную черносливом курицу в духовку. — В то время... Мне казалось, что он заботится о нас. О тебе. Нет, не могу поверить, что он считает тебя абсолютно плохим.

— О, ты просто не видела его лицо, когда я вышел из дома священника, — усмехаюсь я. — Он едва не рычал, когда припёр меня к стенке.

— Боже... Он тебя ударил?

— Нет, но я уверен, что хотел.

Сестра опирается на тумбу и задумчиво теребит своё колечко на цепочке. Через полминуты её глаза вспыхивают идеей.

— Здесь Ани! — смотрит она на меня во все глаза. — Узнала о том, что недавно случилось с бабушкой и пришла её навестить, они сейчас наверху. Ты мог бы попросить её поговорить с Хьюго, узнать, почему он настроен против ваших с Мелиссой отношений. Раз они дружат, он, наверняка, ей всё расскажет.

— Да уж, без их дружбы, Коллинз не проявлял бы столько внимания к нашим персонам. Но идея хорошая, спасибо, Бо.

Ани Морозов*, ныне Макензи, подопечная Агаты, ставшая ей другом. Благодаря ей семь лет назад наша бабушка задумалась о том, чтобы взять нас с Бо под свою опеку. Поначалу она мне не нравилась, потому что наравне с Агатой угрожала тому привычному складу жизни, что у нас был. Но постепенно я к ней привык, как привык к жизни в доме бабушки.

Не родственница, но и далеко не чужая в этом доме.

— Они с Ником ожидают пополнения в семье, — глухо замечает Бо, и я понимаю, что она вновь думает о беременности матери.

Мы так и не решили, как с этим быть, но меня радует хотя бы то, что Бонни не побежала в трейлерный дом, сломя голову. Окончательно её отвернула от этой мысли весть о том, что мать попыталась шантажировать, чтобы её, самого мэра. Грёбанная идиотка.

— Рад за них, — поднимаюсь я с места и иду к лестничному пролёту, чтобы дождаться будущую мамочку и попросить её об одолжении.

Ани появляется на лестнице минут через пятнадцать. Выглядит цветущей и счастливой. Широко улыбается мне, касаясь ладонью небольшого живота. Жест, наверняка, не осознанный, но такой естественный, что я тоже улыбаюсь, как дурак, от умиления.

— Задержишься на десять минут? У меня к тебе разговор, и помни: ты должна нам с Бо.