Дьявол в руинах - Триша Вольф Страница 45

— Не стоит так обижаться, Ник. Я просто использовала тот же план, что и ты для меня. В любви и на войне все средства хороши, верно?

Боже, как же мне хочется освободиться от этих уз, поставить ее на колени и показать ей, каким несправедливым я могу быть.

— Верно, — говорю я. — Значит, ты думала, что, убив меня, что? Выйдешь из брачного контракта? — Я смеюсь, покровительственно. Я не хочу, чтобы ее огонь угас.

Ее черты лица сжимаются в раздражении.

— Да, это было бы так, — утверждает она. — Но теперь я не могу вернуться назад.

Я усмехаюсь.

— Это я не могу вернуться. Я погубил дочь большого босса. Тебе не нужно было проходить через все эти трудности, не нужно было доставать оружие, Бриа. Ты уже убила меня самым личным, вероломным способом.

На нежной коже между бровями появляется морщинка беспокойства, но она ее скрывает и качает головой.

— Мужчины в нашем мире не страдают, — говорит она. — Так что не притворяйся, что я действительно причинила тебе боль. — Я медленно киваю.

— Время еще есть, ангел. Возьми мой нож снова. Только на этот раз не промахнись.

Она серьезно смотрит на меня, такая милая со своими светлыми веснушками и в моей майке, свисающей с одного загорелого плеча. Такая чертовски милая, даже когда ее ноздри раздуваются.

— Я открою тебе маленький секрет, — говорю я, застонав, когда меняю положение. Разорванные швы воспаляют рану, и теперь, когда адреналин ослабевает, я чувствую боль. — Кассатто поблагодарил бы тебя за то, что ты лишила меня жизни, а потом выдал бы тебя замуж ради собственной выгоды на том же чертовом дыхании.

— Ты этого не знаешь, — возражает она. — Ты не знаешь ничего из того, что происходит. Мой отец…

— Умирает, — говорю я, прерывая ее.

Зажав нижнюю губу между зубами, она отводит взгляд.

— Очевидно, что Кассатто болен, — говорю я, поддерживая разговор. — Но ты думаешь, что он заключил брак так быстро, потому что умирает, что он устроил это ради тебя, ради твоей безопасности и чтобы о тебе позаботились. И каким-то образом ты решила, что если устранишь свою главную угрозу… — Я киваю сам себе. — Тогда ты каким-то образом докажешь своему отцу, что союз с Коза Нострой не нужен. Я правильно понял?

— Ты чертовски умен, Ник. У тебя все схвачено.

— Вот в чем недостаток твоей математики, ангел. Этот брачный контракт не имеет никакого отношения к тому, чтобы обеспечить тебе защиту после того, как большой босс уйдет. — Это может ранить ее еще сильнее, но принцессе пора увидеть свой мир и людей в нем такими, какими они на самом деле являются. — Твой отец хочет наследника, Бриа. Внук. Он хочет заключить союз со второй по силе организацией, чтобы создать монополию на наркотики и товары, прежде чем он уйдет на покой, потому что его гордость не позволит ему уйти больным и слабым. — Я поднимаю подбородок. — Кассатто не может быть позором для клана, он хочет стать легендой.

Она выдерживает мой взгляд, пока мои слова проникают вглубь. Она не знала о наследнике, я вижу это по мерцанию свечей в ее широко раскрытых глазах. Этот факт делает ее план бессмысленным.

— Ты женщина, — продолжаю я, сыпля соль на открытую рану. — Как только Кассатто получит то, что хочет, и объявит о наследнике своей крови, ты больше не будешь иметь для него значения. Таков закон клана.

Она сглотнула, ее тонкое горло сжалось.

— И Сальваторе согласился на эти условия, — говорит она, подразумевая вопрос.

Я киваю.

— Брак был заключен с условием, что Сальваторе сразу обрюхатит тебя.

Она качает головой и обращает внимание на кремовую свечу на столе.

— Почему я должна верить всему, что ты говоришь? Ты хочешь моей смерти больше, чем любая другая организация. Наследник, которого могу родить только я, означает, что ты никогда не будешь претендовать на свою империю.

— Посмотри на меня, Бриа. — Притягательность моего голоса заставляет ее посмотреть на меня. Она снова сглатывает, ее черты лица сжаты от дискомфорта, синяки на горле заметны даже в приглушенном свете.

— Ты знаешь правду, — говорю я ей. — Любой отец, который сознательно подвергает свою дочь опасности ради собственной эгоистичной защиты, — это человек, который сделает все то, что я сказал, и даже больше. — Мой взгляд опускается на ее обнаженное плечо, на белый шрам на ключице.

Выражение ее лица смягчается. Она прекрасно понимает, о чем я говорю; она слишком умна, чтобы не задуматься о том, почему отец поместил ее в ту комнату в ночь перед свадьбой. Мерзкая реальность заключается в том, что отец добровольно использовал ее, не заботясь о том, выживет она или умрет.

— У нас обоих остались шрамы от той ночи, — говорю я, не позволяя ей скрыться от моего взгляда. — Эти шрамы глубже, чем то, что мы видим на поверхности.

Она прикасается к шраму на ключице, ее пальцы прощупывают доказательство пренебрежения ее отца с нежностью, которая пронзает меня. Я потерял себя, проклял свою душу перед чертовым дьяволом в тот момент, когда лишил жизни своих людей ради нее. Значит, мне следовало покончить со всем этим прямо тогда и перерезать Кассатто горло от уха до уха.

Я смотрю на единственную причину, которая помешала мне это сделать.

— Шрамы на твоей спине, — говорит она, размышляя вслух. — Мой отец знал, что твои люди на самом деле напали на него, и наказал тебя за это.

— Он наказывал меня последние два года, ангел. — Она отводит взгляд, и я меняю позу, в животе у меня начинает гореть огонь. — Когда ты услышала, что я сказал, почему ты просто не пошла к своему отцу?

Она ничего не говорит, но это и не нужно. Я киваю в знак понимания.

Даже если она не до конца осознавала это в тот момент, она боялась, что Кассатто не сделает ничего, чтобы защитить ее. Тяжелая правда. Его обида на мою семью перевешивает его любовь к единственной дочери.

Она вновь сосредоточилась на свече, затем медленно поднялась и подошла к столу. Глядя на расплавленный воск, стекающий по бокам, она проводит пальцем по пламени.

— Все это не меняет того, зачем мы здесь, Ник. Факт в том, что мы не можем существовать в одном подземном мире вместе. Один из нас должен уйти.

Поднимая свечу, она отбрасывает длинную тень на мраморный пол. Она поворачивается и тихо идет ко мне. Дойдя до края одеяла, она встает надо мной, держа свечу близко к лицу, та освещает ее нежные