Вера Копейко - Окольцованная птица Страница 46

— Точно. Давай-ка я тебя покажу нашим мужикам, пускай посмотрят, как выглядят меткие стрелки.

— Ты что же, думаешь, я на охоту вот так хожу? — Ульяна засмеялась.

— Нет, я не совсем тупой, но правда приятно посмотреть.

— Ладно, перестань. Отец сказал, ты можешь дать мне материалы по вальдшнепу. Я должна блеснуть в Лондоне.

— Да ты блеснешь и без того, можешь и рта не раскрывать. — Он засмеялся. А потом уже серьезно сказал: — Есть у меня придворный вальдшнепятник. Он занимательные вещи открыл. И если ты воспользуешься ими, то, я тебя уверяю, все мужики попадают. К твоим ногам. Только брюки не надевай, ладно? — Он уставился Ульяне на ноги.

— Как скажешь, — бросила она, давая понять, что ей надоели эти мужские слюни.

Он кивнул и подал ей папку.

— Не выпьешь ли чаю? Правда не хочешь коньячку?

— За рулем, — повторила она. — Спасибо. — Она поднялась, когда зазвонил телефон на столе редактора. Он потянулся к трубке, Ульяна, воспользовавшись моментом, встала. — Мне пора. — Девушка посмотрела на часы, изображая невероятную занятость. — Спасибо за заботу.

— Будешь в Москве, заходи. Я всегда рад тебе. Батюшке поклон. Напомни ему, что я весь в ожидании. Он знает, о чем речь. — И уже в трубку: — Я слушаю.

Ульяна вышла из редакции и направилась к отцовской «тойоте-раннер». Она водила разные машины, но эта была точно по ней. Она испытывала физическое наслаждение от ее подвижности. И, надо отдать должное ее авторитету среди водителей, никто сломя голову под машину не кидается, не пытается подрезать. Даже наглые джипы-мастодонты с затененными стеклами не спихивают с полосы.

Ульяна села за руль, кинула на заднее сиденье папку с бумагами и двинулась в поток машин. Выбираться с Красной Пресни всегда непросто, но в этот летний день — настоящее сумасшествие. А ей надо на север Москвы, на Дмитровское шоссе.

Она включила музыку, поймала джаз — кажется, никто не любит его так, как отец. А поскольку она всегда любила отца, то и она полюбила джаз.

Ульяна не училась в музыкальной школе — в Ужме ее не было, а когда они переехали в город, было уже не до нее. Она заканчивала школу и готовилась поступать в институт. Поэтому, слушая музыку, она не столько слушала ее, а то, каким образом она отзывается в ней самой.

Саксофон рыдал и дразнил своими чувственными трелями, она уловила заданную тему, но импровизация ей нравилась еще больше. Музыкант играл виртуозно, под такую музыку тоже хотелось совершить нечто особенное. А поскольку Ульяна гнала джип по четырехполосному шоссе, то не могла ничего придумать лучше, чем из крайнего левого ряда устремиться в крайний правый. Этот ее поступок вызвал импровизацию совершенно других инструментов. Вот это был джаз! Тормоза визжали в унисон, потому что мало найдется желающих лезть под джип.

Но, как водится, не обошлось и без музыкальной точки. Странное дело, но свисток постового прозвучал на ноте «до». Постовой так осерчал, что хотел бы выразиться словами, но попытка высказаться застряла в свистке. Он махал палочкой так, что даже Ульяна, привыкшая к взмахам веток в лесу, втянула голову в плечи.

На ее месте другая бы подумала, потея: «Докаталась». Но Ульяна спокойно остановилась возле обочины и ждала, когда постовой подойдет к ней. Она понимала, пока он сделает несколько шагов по расплавленному асфальту в грубых потных ботинках, он растопчет часть своего пыла. В ней проснулся охотник, который поджидает дичь в засаде.

Наконец он остановился возле машины, Ульяна опустила стекло. Он, конечно, ждет самой сладкой улыбки, мольбы во взгляде и обещания расплатиться на месте. Ничего подобного не будет.

Она подняла на него зеленые глаза.

— Майор… — Она не стала вслушиваться в фамилию. Ей это не важно. — Ваши документы.

— Вот, пожалуйста. — Она протянула ему права, техпаспорт и доверенность.

— Вы… из Ужмы? — Постовой вытаращил глаза. — А вы чья там будете?

Вот теперь она улыбнулась, потому что она улыбалась земляку, а не майору при исполнении, тем самым провоцируя его на уступки. Теперь — все в порядке. Никогда, нигде, и уж тем более в Москве, вятские друг друга не обидят.

— Вы, наверное, не вспомните. Вы намного моложе… меня. — Она раскрыла зеленые глазищи.

— Да чего вы… Моложе… — Он хмыкнул, постукивая ее правами себя по руке.

— Мы жили в самой Ужме довольно давно, наш дом был на острове.

— Да знаю я этот дом. Там живут архангельские.

— Да, они после нас поселились. А я живу в заказнике.

— В бобрятнике! Ё-моё! Да мы туда пацанами за утками ходили гоняться.

— Теперь тоже можете. Только с путевкой. Приезжайте.

— Вот это да! А я-то думаю, какой классный джипер… Да так всем носы ковыряет.

— Я привыкла на «уазике». По нашим дорогам… Там никто не мешает, и ты никому.

— Это уж точно. — Он восхищенно оглядел машину, потом, словно вскользь, открытые плечи и шею Ульяны.

— А это машина моего отца. Он живет сейчас в Москве.

— Да вижу по номерам. Ух, какие в нашей тайге девушки произрастают!

— Вас, может быть, подвезти? — спросила она, понимая, что ему очень хочется прокатиться с ней.

— Да я бы не против. До «Макдональдса» подкинете? Гамбургер перехвачу.

— Садитесь. — Она открыла дверцу. — Так кому привет передать?

— Почтальонше. Она моя крестная. Как, крутит педали?

— Еще как! — засмеялась Ульяна. — Я ей обещала хорошую смазку для велосипеда привезти. Куплю обязательно.

«Макдональдс» был в двухстах метрах, она притормозила, старательно оглядываясь на знаки.

— Да ну их, прямо вот тут и встаньте. Ладно, Ульяна Михайловна. Вы ничегошеньки у меня не нарушили. Ничего я не заметил. Счастливого пути!

Ульяна помахал ему рукой и выключила радио. А что, хороший знак. На земляка налететь. Предупреждение — не расслабляться.

До вечера, до того часа, как ей казалось, когда должен вернуться домой Роман Купцов, она выполняла заказы Надюши, которая хотела первоклассные нитки, иголки и флизелин, столь необходимый для шитья нового охотничьего пиджака Сомычу.

В большом универмаге в центре она купила все, о чем ее просили.

По примеру земляка она съела гамбургер и отправилась к намеченной цели.

Ульяну ничуть не смущало, что она явится без звонка, без приглашения. Она поступит так же, как поступил он. Она разве его звала? И уж тем более ночью, когда он ринулся за ружьем? Интересно, если бы она не подоспела вовремя, неужели он бы его… украл?

Адрес, написанный на бандероли, привел ее в тихий двор к кирпичному дому напротив входа в Тимирязевский парк. Она и не подозревала, что это почти рядом с академией, где она стажировалась после третьего курса. Но тогда ей было не до окрестных домов, она не собиралась никогда оставаться в Москве. Так зачем ей знать, что улица эта именно здесь?