Елена Озерова - Я иду к тебе Страница 46

— В чем отличие мастеров русского классицизма от западных? Не только линии, но использование цвета. Какие цвета вдохновляли мастеров того времени на Западе — в Италии, во Франции? Желтый, красный, черный — излюбленные цвета помпеянских росписей. А русские мастера предпочитают в основном различные сочетания синих, зеленых, розовых тонов и почти не применяют оранжевых. Вспомните Павловский ансамбль Камерона: главные цвета там — белый и золотистый.

— Лоукомсли отмечал, что соединение мрамора и бронзы — очень русская особенность, — негромко вставил Андрес.

— Вы читали Лоукомсли, юноша? — вскинул брови Павел Феликсович. — Что именно?

— «Чарльз Камерон». У меня есть лондонское издание 1943 года.

— Но русского перевода не существует! Вы читали в подлиннике? — Изумление Старцева росло.

Андрес улыбнулся:

— Я неплохо владею английским. По крайней мере, читать могу.

— Но зачем это вам? При вашей специальности… То есть я, конечно, не о языке говорю, — поправился Павел Феликсович. — Зачем вам читать Лоукомсли в подлиннике? Это специальная литература, с использованием специальной терминологии…

— Хобби, — опять улыбнулся Андрес. — И скромный инженер-компьютерщик может иметь такое хобби. Кроме того, в студенческие годы я часто наезжал в Питер и почти каждый раз бывал в Павловске. Смею думать, что Павловский дворец изучил неплохо.

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался Старцев, — и что вы думаете о подборе цветовой гаммы, использованной в отделке помещений?

— Весьма последовательное использование принципа архитектурного начала в распределении функций между отдельными орнаментальными частями. Этим достигается рациональность назначения каждой части, и все в целом получает логическую завершенность.

Ника во все глаза смотрела на своего жениха. Такого она не ожидала. Откуда он все это знает? Как будто долгие годы занимался колористикой… А Андрес продолжал:

— В орнаментах росписей подчеркнута тектоника композиции: вертикальные линии четко пересекаются горизонтальными, и все это строго симметрично. Интересно решение, подчеркивающее плоскость, на которой расположены росписи: коричневый, гризайльный колорит, не передающий материальной фактуры, и гладкий белый фон.

Для Ники все это было китайской грамотой. Нет, она, конечно, не была совершенной невеждой в таких вопросах: благодаря крестному она неплохо знала историю архитектуры, разбиралась в стилях, но вот изучить все до тонкостей…

А Павел Феликсович оживился, получив в собеседники столь сведущего молодого человека, и с интересом спросил:

— А в чем вы видите особенности русской системы настенной живописи в отличие, скажем, от Франции?

«Как на экзамене», — подумала Ника. Впрочем, наверное, Старцев и расценивал их визит как своеобразный экзамен.

— О, во Франции покрывают орнаментом всю стену целиком, не оставляя ни одного неукрашенного места. Вспомните хотя бы оформление стен в Версале. А в России в настенных росписях много свободного от орнаментации пространства, как говорят, «воздуха». Да и техника другая — у нас пейзажное панно часто писали прямо по штукатурке клеевой краской, а это органически связывало роспись со стеной. — Отлично, отлично, — Старцев потер руки от удовольствия. — А вы бывали в Версале, юноша?

Андрес слегка пожал плечами:

— Приходилось.

— Интересно, интересно…

Беседа в таком духе продолжалась до подачи второго блюда. За расстегаями разговор благодаря Версалю перешел уже на французскую живопись. Обсудив достоинства Энгра и Жака Луи Давида, книгу Эжена Делакруа «Мысли об искусстве и о знаменитых художниках» (тут Ника смогла вставить замечание-другое, потому что книгу тоже читала), мужчины углубились в теоретический спор, можно ли импрессионизм отнести к последнему реалистическому течению, или это уже первая ступень модернизма. Исхода спора Ника не услышала, так как где-то на середине дискуссии начала убирать со стола, чтобы подать десерт.

Когда она в очередной раз вошла из кухни в комнату, говорили уже об античных камеях. Это был конек Старцева — у него у самого было неплохое собрание камей и гемм. Ника удовлетворенно улыбнулась: она уже знала, что будет дальше. И точно: Павел Феликсович встал из-за стола и предложил перед десертом и чаем посмотреть «кое-какие любопытные экземпляры». Его собеседник, разумеется, с готовностью согласился.

Мужчины перешли в кабинет — наслаждаться видом сокровищ крестного. Когда Ника спустя десять минут заглянула в дверь, Андрес, сидя в глубоком кожаном кресле, рассматривал через лупу сердоликовую головку Амура периода ранней Римской империи. Ника поняла, что в этом раунде Андрес шутя одержал победу: Павел Феликсович допускал к своим любимым камеям только избранных.

От Старцева они ушли уже глубокой ночью. За камеями последовал подробный осмотр римских монет, потом перешли к французской миниатюре…

Перед уходом Андрес почтительно испросил разрешения как-нибудь на днях зайти и продолжить осмотр и разговор. Разрешение ему было дано с великой радостью: уж Ника-то знала своего крестного и видела, что он в восторге от слушателя и собеседника. Следующий визит решено было не откладывать в долгий ящик, так как Старцеву через десять дней нужно было лететь на конференцию в Иерусалим. Договорились встретиться в ближайшие выходные.

— А знаете что, юноша, — сказал Павел Феликсович, уже прощаясь, — если у вас будет время и на недельке, то заходите не церемонясь. Милости прошу. Попьем чайку, и я вам покажу замечательные экземпляры фламандских гравюр. Интересуетесь?

— У вас есть и фламандцы? — оживился Андрес.

— Немного, но все — как на подбор.

— Ладно, дорогие мои, — Ника потянула Андреса за рукав. — Уже почти час ночи. Тебе, дядя Павел, давно пора спать, у тебя режим. Андресу вставать завтра ни свет ни заря. А нам еще до дома добираться.

— Ладно, ладно, — добродушно сказал Павел Феликсович. — Спасибо тебе, что познакомила нас. Молодец.

Он проводил их до лифта, поцеловал Нику в щеку, пощекотав седой бородкой, потом пожал руку Андресу… Двери лифта закрылись, а он все стоял на лестничной площадке — такой седой и благообразный в своем бархатном пиджаке и такой одинокий.

Утром Андресу действительно надо было вставать в семь — в девять у него была назначена деловая встреча, и они, разумеется, абсолютно не выспались. У Ники сегодня в двенадцать была запись у «Петра и Марка», но она встала раньше семи, чтобы приготовить Андресу завтрак. Он не заставлял ее, даже просил не беспокоиться и поспать подольше, но ей самой страшно хотелось. Разумеется, он и сам мог приготовить себе бутерброды и яичницу! Зато Ника сегодня провожает его на работу, как и положено жене.