Жоан-Фредерик Эль Гедж - Низкий голос любви Страница 46

– Я не думал, что ты такая сильная.

– Боялся, что я не смогу тебя освободить?

– Я ужасно устал.

– Это нормально. Ты лежал в одной позе только час. А мне доводилось позировать шесть часов. Неподвижно. Плохо же мне приходилось в тот день.

– Мне холодно.

– Я только что сняла с тебя кожу.

– Обними меня.

Его кожа жирна от вазелина. Она сбрасывает халат, он накидывает его. Она обнажена.

– Душа моя, скульптор никогда не дотрагивается до своих натурщиков. Это исключено.

Артур рассматривает свое тело, кусками лежащее на паркете, как клешни, ножки и панцирь рака, – оболочка, сохранившая его форму. Что она сделает с этими кусками? Соберет их и восстановит его, отлив из пластмассы? Он будет выглядеть прекрасно. Но они пока не закончены. Не хватает одной детали.

– Да, я знаю, тебе нужна моя голова.

– Нет, вспомни, у меня эта форма осталась с Канкали – Она опускает глаза на не снятую с него капсулу – Мне не хватает твоего члена.

– Я тебе не разрешаю брить меня там.

– Можно сделать и без этого, но тогда будет больно. – Его отказ видимо обижает ее. – Когда ты увидишь муляж твоего тела, тебе захочется, чтобы у него был член, поверь мне.

– Нет. Не будет тебе моего члена. Я уже много дал. Остальное не для меня! – голос Артура прерывается от ярости.

– Артур, ты ужасно скуп в любви.

В ванной Клер, под горячими струями душа, он вновь обретает свое тело. В это время она разрезает ножом коробки, распаковывает их, находит вещи, которые она не узнает, но понимает свою ошибку слишком поздно. Это кассеты с записями, надписанные просто «Гадалка». Она включает диктофон, засовывает туда кассету и начинает слушать, сделав звук потише. Артур сразу же узнает этот голос, этот акцент. Он выключает воду, настораживает слух. Клер спрашивает его издалека:

– Что за женщина говорит обо мне, не зная меня?

Артур отвечает очень громко, слишком громко:

– Моя личная ведьма! Она давно уже поставляет мне информацию!

Клер останавливается на пороге ванной с ножом в руках.

– С тобой я точно теряюсь. Ведь к гадалкам ходят женщины!

– Это клише! А может быть, у меня развита женская сторона души!

– Не оправдывайся. Ты обсуждаешь меня с незнакомой женщиной, ничего мне об этом не сказав. Ты пытаешься разгадать мои тайны обманными средствами. В крайнем случае, если бы ты сказал мне об этом, я бы поняла. Но ты скрывал. Ты не доверяешь мне. Ты манипулируешь. На самом деле я тебя не знаю.

Ярость Клер холодна, лед ее взгляда так тверд, что она больше не видит мужчину, который стоит перед ней.

Ужин заканчивается так же, как и начался, – в молчании. Горькая складка залегла у губ Клер. С начала совместной жизни они танцуют под сменяющие друг друга диссонансы, и каждый в свою очередь вел танец. Он ищет способа вырваться из этой сети. Артур – такой мужчина, для которого очень важно детство. Только ребенок в нем способен восстановить тишину и время. Ребенок – его часы: самые безжалостные, самые невинные, живые. Наконец он разжимает зубы и обращается к Клер с мольбой. Это просьба, а не предложение. «Я хочу от тебя ребенка». Он видит как вздрогнули ее веки, как ресницы, две черные птички-колибри, порхнули вокруг глаз, как ирисы сменили цвет с серого на оловянный. Он повторяет: «Я хочу от тебя ребенка». Он уже попросил ее разделить с ним кров. Это был первый неверный шаг. А сейчас он совершил второй.

Она заканчивает вечерний туалет в ванной комнате. Он уже в постели. Не держа обиды на Януса, занявшего место его любовницы, он рассеянно гладит его. Его пальцы играют шерстью на грудке Януса, а он, как настоящий самец, реагирует на малейшую ласку и начинает мурлыкать – эрекция голоса. Артур удивленно наклоняется к треугольной головке. Кот мгновенно выбрасывает вперед правую переднюю лапу. Артур чувствует, как бархатные подушечки прикасаются к его глазнице, так медсестра щупает руку перед уколом в вену. Три когтя зацепляют веко, слегка растягивая кожу. Артур хватает лапку, но только ухудшает свое положение. В ту же секунду в памяти его всплываю обрывки медицинской литературы. «Гнойный разрыв глазного яблока… жидкость хрусталика растекается… похожа на сырой белок яйца…» Нет, глаз видит, он невредим. Когти Януса повредили только кожу. Артур вспоминает о том, что когти кривые. Вместо того чтобы потянуть за лапу, он высвобождает три крючка легким поворотом запястья. Бирманец прячет свое оружие и спрыгивает с кровати. В памяти Артура прорываются наружу другие фразы. «Невозможно смотреть кому-то в глаза с близкого расстояния. Некоторые выбирают левый глаз, некоторые правый, а некоторые чередуют. Выбор глаза много говорит о человеке. Вот вы часто смотрите в левый глаз». Янус тоже выбрал левый глаз.

Клер входит в спальню. Артур сидит в кровати и дышит медленно. Она подходит к нему, целует три красные точки над его глазом. «Какой ревнивец этот Янус. Видишь, теперь у нас обоих по шраму». Она рассеянно указывает на оставленный лазером почти незаметный шрам у нее на шее.

– Если бы твои шрамы были японскими подсвечниками, я могла бы расшифровать их двояко. Или это Утренняя звезда, предвещающая назавтра неопределенность, но тогда это, без сомнения, конец падения, или Вечерняя звезда, и завтрашний день тоже неясен, но повышения определенно не будет.

– И к какой же звезде ты склоняешься?

– Все зависит от рисунка, который оставят шрамы.

Среди ночи Артура разбудил шум компрессора. Он поднялся, чтобы закрыть дверь, – шум прекратился. Как только он повернулся спиной, опять послышался свист. Он закрыл другую дверь. Когда не осталось больше дверей, которыми он мог отгородиться от шума, он решил, что шум преследует его, что он ему предназначен. Он снова лег, не надеясь уже заснуть.

Утром следующего дня Клер осталась одна в квартире. Она собрала куски формы, скрепила их прессами – вся конструкция стала похожа на остов строящегося дома. Она закрепила восстановленное тело вниз головой и через отверстия в ногах влила густую желтоватую жидкость – целых три бидона. Излишек жидкой пластмассы стал переливаться через край, струйка катится вниз по форме и растекается на паркете лужицей.

Вернувшись с работы, после закрытия бирж, Артур нашел Клер не в ритуальной ванне, а в шортах и рубашке, с руками, запачканными клеем, в обществе его изваяния в натуральную величину. Вот и результат ее работы – он весь на виду: его второе я, твердое и прозрачное, отлитое из синтетической смолы, лежит, обнаженное, без лица, без половых органов. Голова – гладкое яйцо, смоляная выпуклость между ногами напоминает шов.

– У меня нет лица?

– Ты мне – я тебе. Нет члена, нет и лица. По твоему желанию. Если только не захочешь наконец обрести целостность. Ты чувствовал, как все твое тело отяжелело от гипса? Тебе не хотелось почувствовать, как точно так же тяжелеет твой член? – Она не делает к нему ни шага, но взгляд ее вызывает механическую реакцию его плоти. От этого взгляда и вида объемного изображения его тела со швом между ног его член твердеет.