Вера Копейко - Партнер для танго Страница 46

31

— Мне мерещится или это вы? — Антон хотел говорить как можно спокойней, но губы прыгали, разъезжаясь от радости.

— Это я, — кивнула она. — Здравствуйте. А вы-то что тут делаете? Личные дела?

Он огляделся, чувствуя, как сердце гонит кровь с бешеной скоростью. Если сейчас сделать кардиограмму, то наверняка обнаружится аритмия. Пульс сотня, не меньше.

Никого больше не было у торцевой стены метро «Боровицкая» в этот час. Он специально выбрал это место, чтобы не ошибиться, — давно не спускался в метро.

Значит, все-таки она? Предчувствие не обмануло? Женщина, похожая на хаску, и его попутчица в поезде — перед ним.

— Я вам позвонил, Ирина, — говорил он, — потому что меня разобрало любопытство… насчет вашего любопытства… — Язык плохо слушался.

Она хмыкнула, но не улыбнулась, а напряженно смотрела в его лицо.

Антон засмеялся, услышав себя.

— Вы интересовались формулой старения. Почему?

Он решил успокоить ее — разговор на серьезную тему, считал он, заставит отбросить подозрения и предположения.

Он ожидал, что сейчас Ирина улыбнется, понимающе кивнет. Его губы приготовились отозваться на улыбку. Но вместо этого Антон услышал резкий голос, увидел, как побледнели ее щеки.

— Простите, а почему вас это интересует? — Она сделала ударение на слове «вас».

Антон приподнял брови. Действительно, как он не подумал. Она ведь не знает, кто он. Для нее он — человек, который ехал с ней в одном купе.

— Потому что именно этим я занимаюсь, — ответил он, придавая голосу всю возможную теплоту.

— Вы занимаетесь… этим?

Антон смотрел на нее и видел, как расхожая фраза «лицо каменеет» обретает реальность. Круглые свежие щеки Ирины стали бледными, потом сероватыми и, странное дело, утратили прежние очертания. Словно вся мягкость овала пропала. Само лицо затвердело и заострилось. Глаза сощурились, а из их глубины его сверлили темные зрачки.

— А почему вас это удивляет? — спросил он, пытаясь говорить по-прежнему мягко.

— По меньшей мере, заниматься этим непорядочно. — Ирина попятилась от него, бросила взгляд на уходящий поезд.

— Это еще почему?

В его голосе слышалось такое неприкрытое изумление, что Ирина повернулась к нему снова.

Антон заметил, что ее глаза вернулись в прежние берега — казалось, сомнение пробивается сквозь… сквозь что? Он быстро оглядел ее, увидел, как пальцы подрагивают на ремешке сумочки. Да она боится! Неужели она боится его?

— Так что же? Вы полагаете… — Руки дернулись к груди, сумочка — следом. Черная кожаная торбочка на длинном ремешке закачалась перед грудью. Как маятник больших часов. — Вы полагаете, это порядочно — следить за мной?

Она вдруг заметила свою странную позу, быстро опустила руки. Ремешок сумочки накинула на воинственно выставленное и потому острое плечо.

— Вам хорошо платят? — Ярость с новой силой вспыхнула в ней, страх, от которого дрожали пальцы, сгорел. — Если вы согласились заниматься грязным делом?

Антон сощурился, сложил руки на груди. Чего-то он не понимает, думал он, наблюдая за Ириной.

— Да. Мне платят, — спокойно ответил он. — Хорошо? — повторил он за ней. — Как вам сказать. — Он говорил медленно, словно убаюкивал ее ярость. — Не отказался, если бы платили больше. Но почему вы называете науку грязным делом, Ирина?

— Науку! Хороша наука!

Она снова рассердилась, но, похоже, прежнего накала уже нет, отметил Антон.

— Следить за мной! По чужому заданию!

— Если то, что я делаю, вы называете «следить», — все тем же тихим невозмутимым голосом продолжал Антон, — то я на самом деле делаю по заданию.

Проходящий поезд ядовито проскрежетал тормозными колодками по рельсам, Антон умолк, пережидая.

— По заданию Кирилла Вахрушева, да? — Ирина воспользовалась паузой. — Вы думаете, что он…

— Стоп! Стоп! — Антон поднял руку. — Кто такой Кирилл Вахрушев?

— Неужели не знаете? — В свой вопрос она вложила столько сарказма, что Антону стало жаль неведомого Кирилла Вахрушева. — Кто же нанял вас следить за мной, если не он? Он обещал, и он это сделал! Я никому больше не интересна, кроме него!

— Мне. Вы интересны мне, — просто сказал Антон. Он улыбнулся, глядя в ее удивленное лицо. — Я вас выследил, потому что сам так захотел. Вы понимаете?

Ирина смотрела на него, глаза становились больше, круглее. Лицу возвращались прежние краски, но не в том порядке и не с той скоростью, как уходили. Щеки вспыхнули, словно внутри зажегся костер. Овал лица сразу стал прежним.

— Вы… вы на самом деле не от Кирилла? — все еще не веря, спросила она.

Антон заметил, что длинные пальцы с ногтями, покрытыми бледно-розовым лаком, больше не дрожали. Страх прошел.

— Вы искали меня?

— Искал. Долго, — тихо ответил он. — Я так жалел, что не взял у вас номер телефона. Тогда, в купе.

— Но вы нашли его. — Она усмехнулась. — А я… — начала она, но осеклась, потом плотно сжала губы.

— Я даже ездил на выставку, искал вас среди перчаток. — Он засмеялся.

Снова заметил, как ее губы стиснулись еще сильнее. Будто упоминание о перчатках доставляло боль.

— Но если вы нашли мой билет у той милой проводницы, — она хмыкнула, — которая смотрела на вас, как… как кошка на сметану…

Он расхохотался, но не стал спорить.

— Там нет телефона…

— Не трудитесь, Ирина. Все не так. Я видел вас еще раз, в коридоре геронтологического Центра.

— Вот как? — Она с сомнением смотрела на него, морщила лоб, пытаясь вспомнить. — Нет, я вас не видела.

— Не видели? Конечно, я так искусно вжался в стенку, пропуская вас… Вы могли подумать, что это просто барельеф.

Она фыркнула, оглядела его. Будто оценивала — может ли такая фигура украсить ученый коридор.

Ирина помнила тот день, тот коридор. Солнце, светившее сквозь широкое торцевое окно, превратило его в длинный тоннель, наполненный расплавленным золотом. А ведь правда, был мужчина. Она не рассмотрела его, укрытого солнечными лучами. Впрочем, если бы даже рассмотрела, вряд ли запомнила бы. В тот миг она думала, как лучше сказать Кириллу то, чего он не хочет услышать.

— Это были вы? — спросила Ирина. — В коридоре было слишком много солнца. — Она улыбнулась.

— Ну, наконец-то, — облегченно вздохнул Антон.

— Что «наконец-то»? — спросила она, оглядывая его довольное лицо.

— Вы улыбаетесь. Вы любите солнце.

— Очень. Оно одного цвета с тыквой.

Антон вскинул бровь, словно хотел задать вопрос, но передумал. Не все сразу, еще успеет.

— Я была в тот день у профессора Дубровиной, — сказала она, чтобы не осталось никаких недомолвок.