Сьюзен Льюис - Летнее безумие Страница 46

— Ты будешь с ним встречаться, если он не порвет с ней? — Луиза тоже села, поставив сумку с покупками на соседний стул.

Сара пожала плечами.

— Если она не будет обливать меня вином, пожалуй, да. А как ты думаешь, у Эрика нам ничего не выпытать?

— Нет. Он расскажет об этом Джейку, а тот решит, будто я у него за спиной что-то вынюхиваю. Что будешь пить?

— Апельсиновый сок с содой. Может, полегчает после вчерашнего.

— А сколько ты вчера выпила?

— Ну, не так много, как Моранди, но достаточно. Вообще-то мы пили так, будто в последний раз. Вот так и приехали домой. Поэтому он только пожал мне руку и сел в машину. Я никогда не чувствовала себя такой отвергнутой, как вчера.

— А ты не пригласила его зайти?

— Приглашала, но он сказал, что не хотел бы воспользоваться моим состоянием, потому что очень меня уважает.

— А ты согласилась бы?

— Не уверена. По дороге я храбрилась, а дома очухалась и испугалась, что проявлю фригидность. Однако алкоголь развязал мне язык, и я призналась, что у меня есть с этим проблемы. Тогда он сказал, что не станет меня торопить, а когда я дозрею, мы попытаемся решить эти проблемы вместе. Правда, мило?

— Правда, по-моему, Тревор настоящий старомодный джентльмен.

— О Боже, не называй его так, — засмеялась Сара. — Какое-то жуткое имя!

— Да, оно, конечно, звучит не так, как Моранди, — улыбнулась Луиза.

— А теперь повтори, что сказал Джейк о моих фотографиях, — попросила Сара. — Он действительно хочет их купить?

— Да.

— Я с радостью отдам их ему так, ты же понимаешь.

— Это уж ваше дело. Джейк хочет, чтобы ты увеличила их и окантовала, но рамки должны быть хромированными и подходить к декору яхт-клуба, где он собирается их повесить. Если повезет, другие владельцы яхт сделают тебе заказ, и у тебя будет полно работы. Прекрасная мысль — снимать на инфракрасную пленку, он потрясен эффектом.

— Да, тогда меня здорово осенило, — кивнула Сара. — Знаешь, я поняла, что мне больше нравится снимать море и пейзажи, чем людей. Я хочу поговорить с Эриком, он гениален в этой области. Когда он привезет Дэнни домой, она тебе не сказала?

— Нет, она звонила и просила не искать ее.

— А ты не спросила, где она будет?

— Нет.

— Ну и молодец, — улыбнулась Сара.

Почувствовав, как на нее упала чья-то тень, Консуэла открыла глаза и сняла солнечные очки.

— Ах, Джейк! — Она улыбнулась, поднимаясь с лежака. — А я думала, ты в Париже.

— Твои соглядатаи подвели тебя, Консуэла, — он сел на край лежака. — Я приехал вчера вечером.

— Ну и как, хорошо съездил?

— С пользой.

— А Мексика?

— Мексика не дала того, чего я ожидал.

— Так ты уже не злишься на меня?

— Злюсь? А почему я должен на тебя злиться?

— Вообще-то причин нет, но я всегда чувствую, что ты злишься. А в нашу последнюю встречу, как я помню, ты слишком разволновался.

Джейк посмотрел на нее тяжелым взглядом. Взяв со столика крем от загара, он выдавил немного на ладонь и начал втирать ей в ноги.

— Ты в отличной форме для своего возраста.

— Спасибо. Ты долго пробудешь во Франции?

— А что? Хочешь, чтобы я задержался?

— Мне все равно, — ответила она, — но одной молодой леди это, кажется, небезразлично.

Джейк криво улыбнулся. Подъезжая к вилле, он заметил в окне верхнего этажа Даниэль Спенсер.

— Так тебе не удалось спасти ее от меня?

— Похоже, ты произвел на нее сильное впечатление, — насмешливо заметила она.

— Но у меня не было дурных намерений.

— Они у тебя редко бывают. — Консуэла усмехнулась и серьезно добавила: — Эта девочка очень много значит для своих родителей, Джейк.

— Такое отношение к детям естественно, — проговорил он, и глаза его сверкнули от ярости.

— Пытаясь использовать ее против меня, ты нанесешь удар не тем людям, — предупредила она.

— А ты об этом все знаешь, Консуэла?

Консуэла отвела взгляд.

— Мне нечего добавить, ты гоняешься за призраком, Джейк, и я не стану тебе помогать.

— Ты боишься того, что я могу найти.

— Это тебя пожирает страх, а моя совесть чиста.

Он горько рассмеялся.

— Ты хочешь сказать, что моя — нет?

— А разве она может быть чистой после всего, что ты сделал?

— Знаешь, — начал он нахмурившись, — по-моему, ты начинаешь верить в собственную ложь.

Она потянулась за полотенцем, обернула его вокруг бедер и села.

— Джейк, посмотри на меня. — Голос ее задрожал. — Я не вру, она мертва. Она умерла в тот день на яхте, и мы оба знаем, как умерла. Так почему бы тебе не оставить все это? Мертвые молчат, и тебе нечего опасаться.

— Она жива, Консуэла. Она жива, и я найду ее.

— Зачем? Ты хочешь снова ее убить?

Он так быстро ударил ее, что Консуэла не успела понять, почему ее голова резко откинулась назад. От сильного удара она чуть не задохнулась и закрыла щеку рукой.

— Ты не мужчина! — бросила она.

Джейк почувствовал, что за его спиной стоят мальчики, готовые броситься на помощь Консуэле. Это позабавило его.

— Чего ты хочешь, Консуэла? Увидеть меня на скамье подсудимых?

— Только там твое место, и ты это знаешь, — прошептала она.

Он задумчиво кивнул, но насмешка не исчезла с лица.

— Я готов даже сесть, Консуэла, лишь бы обагрить руки твоей кровью.

— Моей, а чьей еще?

— Только твоей.

— О! — с издевкой воскликнула она. — Слишком поздно, мы оба это понимаем.

— Она еще жива, Консуэла. — В глазах Джейка горело бешенство. — Когда ты захочешь поговорить со мной, ты знаешь, где меня найти, — сказал он, удаляясь.

— Джейк!

Он остановился.

— А что случилось с Дмитрием?

— С Дмитрием? — он повернулся к ней.

— С мальчиком-греком, который работал у меня, что с ним?

— Не знаю, Консуэла.

— Джейк, эти мальчики — моя семья.

— Тогда получше заботься о них.

Из квартиры Марио Моранди в Ницце открывался прекрасный вид на Средиземное море, а маленький балкон выходил на гавань. Квартира была маленькая, но в светлых комнатах было много воздуха и только самая необходимая мебель. Вещи, как заметила Сара, были подобраны случайно, но сам Моранди смотрелся здесь очень мило. Правда, он казался слишком большим для такого гнездышка. Стены были беспорядочно увешаны картинами разных размеров. Моранди робко признался, что почти все написал он сам. Рассматривая их, Сара вертела головой, подходила и отходила, но вынуждена была признаться себе, что ничего ужаснее не видела никогда.

Моранди безнадежно пытался скрыть детскую гордость: она светилась в глазах.