Джилли Купер - Человек, заставлявший мужей ревновать. Книга 2 Страница 46

– Руперт Кемпбелл-Блэк, – в изумлении прошептал он Китти. – Только подумать, я приехал сюда, чтобы увидеть тебя, а он тоже здесь. Ох, Китти, ну разве он не великолепен?

– А я вот думаю о выкидыше Тегги.

– Ну ничего, они усыновят же. Правда, он милый?

– Не сбегай от меня, как в тот раз, ты, маленький содомит, – завопил Руперт. – А вы все можете убираться, – добавил он, обращаясь к прессе, бешено работающей аппаратурой.

– Откуда вы его привезли, Руп? – запросил?«Экспресс».

– Как тебя зовут, дорогуша? – поинтересовалась Бетти Джонсон.

– Эдвард Бартоломью Элдертон, – вежливо ответил мальчик. Затем, повернувшись к Руперту, сказал:

– Двигай попой, дедуля, я проголодался.

Под взрыв хохота разгневанный Руперт исчез, а Бетти Джонсон во всеуслышанье заявила:

– Еще бы, ведь это ребенок Пердиты.

– А кто она? – спросил «Пари Матч».

– Да где же вы были последние четыре года? – удивилась Бетти, когда они толпой отправились по отелям писать репортажи. – Это же одна из незаконнорожденных Руперта. Вот почему ее ребенок и поразил его воображение. Она в Америке вышла замуж за игрока в поло по имени Люк Элдертон.

– Забавно, что Руперт дедушка, – заметил «Миррор».

– Это не слишком украшает его имидж короля-лошадника, – сказала Бетти и изумленно добавила: – Интересно, нельзя ли приобрести копию Члена Дедули?

Руперт сидел в баре отеля «Версаль», посматривая, как горы меняют окраску с розовой на голубую, и, игнорируя жену Тегти, напивался виски в настроении таком же мрачном, как и его фамилия. Он старался не показать своего настроения мистеру Пандопулосу, богатому греку, который прилетел специально для того, чтобы пожаловаться, что его лучшая лошадь на сегодняшних крупных скачках даже не заняла никакого места.

В прошлом за Рупертом числилось побольше любовных побед, чем за Доном Джиованни. Пресса, весьма скептически воспринимая его явную верность Тегти, была озабочена тем, чтобы все-таки застукать его. «Скорпион» дал задание двум репортерам тащиться за ним днем и ночью. Их последняя раскопка была сделана четыре с половиной года назад, когда темпераментная Пердита Маклеод, лучший среди женщин Англии игрок в поло, оказалась дочерью Руперта. После страстного сопротивления вначале, Руперт постепенно признал ее своим ребенком и оказал значительную эмоциональную и финансовую поддержку. С тех пор другого «отцовства» не обнаруживалось и за ним следили с осторожностью, понимая, что Руперт достаточно богат, чтобы преследовать судебным порядком глупца, переступившего черту.

Но расследование «Дейли Экспресс» по поводу выкидыша Тегти вновь оживило все домыслы. Кроме потери младенца, которая переживалась им так же тяжело, как и Тегти, Руперт провел сокрушительный год. Даже процветающих владельцев-тренеров задел спад. Годовалые жеребцы Руперта уже не оценивались автоматически в шестизначные цифры. Впервые он брался и за неперспективных лошадей, если их владельцы были достаточно богаты, чтобы платить за них. То есть сегодняшнее потихоньку убивало прошлое. Как один из директоров-основателей компании «Венчурер телевижн» он должен был бы прикрыть ее, но рекламные материалы уже были набраны, и он был вынужден лгать сотрудникам.

И теперь ожидать радости он мог только от своих троих детей. Но Маркус, обучавшийся в «Багли-холле» с Флорой, был слабаком, чьи амбиции подхлестывались только его матерью, первой женой Руперта, он собирался стать концертным пианистом. Табита, которой Руперт восхищался чуть ли не до кровосмешения, вдруг обернулась выродком, оспаривающим любое решение или позицию отца, а в четырнадцать лет вдруг безумно влюбилась в его тракториста. Увезенная от искушения в Монто, она так себя повела, что Руперт в гневе отправил ее домой к матери. И, наконец, Пердита, у которой с Рупертом были неустойчивые отношения – ее мог сдерживать только ее муж Люк, – добавила последнюю каплю, которая оказалась тяжелее лома.

Его жена Тегти, довольно юная, так что вполне могла бы быть и его четвертым ребенком, обожала его и хотела от него детей. После выкидыша в первые годы супружества, когда ей сообщили, что она не сможет иметь детей, Тегти предприняла несколько безуспешных попыток зачать ребенка в пробирке. Наконец, когда она добилась таким образом, ко всеобщей радости, беременности, в августе, через четыре месяца, произошел ужасный и необъяснимый выкидыш.

И ничто в мире уже не могло вернуть младенца. Пытаясь избавить Руперта от мучительной мысли, что это он, должно быть, приносит Тегги несчастья, Джеймс Бенсон, бывший и семейным врачом Руперта, посоветовал ему увезти Тегги куда-нибудь на каникулы.

– А потом поезжайте в Южную Америку или в Техас, а может, и в Румынию и усыновите. Да у вас будет куча детей, только махните чековой книжкой.

Устав от бесчисленных бессонных ночей, проведенных в тревоге за Тегги, Руперт и сам отчаянно нуждался в отдыхе. Он всю жизнь мчался как на лыжах, он всегда получал заряд от гор, и Тегги должна будет загореть и набраться сил.

Но тут последовал саботаж со стороны Пердиты, позвонившей Тегги из Палм-Бич; она специально выбрала момент перед Рождеством, когда Руперт был в Ирландии. Объявив, что пора ему и Тегги познакомиться с внуком, она спросила, не возьмут ли они его с собой на две недели, пока она и Люк слетают в Кению на игры в поло.

– Для нас это вопрос жизни и смерти, Тегги, – упрашивала она. – Мы уже все оплатили. Мы с Люком заложили все наше имущество, чтобы сохранить конюшню и пони. В Америке спад страшнее, чем у вас. В общем, нам нужно вместе провести какое-то время.

Мягкая, добрая Тегги, конечно, согласилась, и Руперт, вернувшись из Ирландии, обнаружил Эдди, совершенно американского, обворожительного, но такого же самолюбивого, как и дед, мальчишку, который, не переставая, спрашивал, когда вернутся мамочка и папочка. Взбешенный тем, что Пердита навесила на Тегги ребенка, когда та только что потеряла собственного, Руперт тут же нанял француженку присматривать за Эдди. Но упрямо и без скандалов Тегги настояла, что будет сама ухаживать за ним, и действительно поднималась к нему ночью, когда он вдруг начинал плакать, и даже позволяла спать с ними в одной постели, так что каникул почти не было, а уж секса и подавно.

Он взял Эдди кататься на лыжах, чтобы дать Тегги передышку, но маленький паразит, вставший на лыжи еще до того, как научился ползать, обгонял Руперта на целый склон, а теперь еще и представил его дедушкой перед всей мировой прессой – или, как сам называл ее Руперт, – Индустрией Неправильно Истолкованных Слов.

На самом-то деле Руперту понравился внук. Он понимал, что ему неприятно само слово «дедушка» и то, что все вокруг только и сплетничают о том, что ему было всего лишь восемнадцать, когда он зачал Пердиту. Но на данный момент он ощущал себя и недостаточным дедушкой, и отцом, и мужем, и тренером, особенно рядом со страдающим мистером Пандопулосом.