Прощай, Лоэнгрин! (СИ) - "Voloma" Страница 46

— Лора останься с ней, я сейчас, — затараторив по рации, Курцвилль вызвал скорую и надо отдать ему должное ринулся на помощь, так сказать в самое пекло.

Финис склонилась над бесчувственным телом фрау Гроссмахт, аккуратно уложив ее голову к себе на колени. Сочувствие накрыло с головой и девушка мысленно отмахнулась от нее, как от назойливого насекомого. Еще представится возможность и полить слезы и отдаться мнимым сожалениям, дабы не особо выделяться из шокированного окружения.

Тот факт, что все кого она знала в Швангау будут пребывать в состоянии шока, не вызывал никакого сомнения. Надо будет прорепетировать перед зеркалом правдоподобное изумление и горе. Все чаще и чаще, она заставляла себя проделать эти вещи искусственно. Устойчивость к физической боли, вызывала стойкую атрофию эмоций, что, безусловно, шло на пользу дела.

Среди царившего хаоса, воплей и далеких воющих звуков пожарной сирены, Лоре было до отвратительного спокойно. Слишком часто она представляла себе этот момент, была даже на грани того, чтобы пожалеть Элеонор, но ей не придется горевать долго. Этот человек всю жизнь был поглощен собственной трагедией.

Ветер донес во двор мерзкий запах горящей плоти, Фаррот закончил так же как и его драгоценная семья. Ни капли жалости, ничего человеческого не дрогнуло внутри Финис, только холодное осознание того, что работа выполнена идеально. Последнее дело, в плане организации можно было назвать без преувеличения шедевром.

«Теперь несколько недель «карантина», чтобы убедиться, что безмозглые следователи не разнюхают больше, чем им положено и я свободна» — промелькнула живительная мысль в голове убийцы.

Финис, Сельма Уидон, Лора Диони, наконец-то канут в лету и с облегчением вздохнет…. Аврора Франклин.

Глава 12

АФ — Аврора Франклин

«Он спас тебе жизнь!» — мой новый слоган.

Даром, что период сракотени миновал. На лицо намечалась определенная тенденция. Едва моя личная жизнь начинала стряхивать толстый пыли, то есть, выдавалась бурная ночь с объектом вожделения, как начинались расширяться горизонты в понятии одиночества. Злой рок или не совсем удачный выбор профессии.

После того, как срок контракта на работу в Нойншванштайне подошел к концу, я без оглядки покинула этот прекрасный замок, ощущая, как смысл слов, сказанных Хильдой, тогда в больнице, будет отдавать в голове скрежетом пенопласта по стеклу.

Меня всегда удивляли статусы людей в социальных сетях. Самый любимый — «все сложно». Обычно, под этим подразумевается, что имеют место быть размолвки с близкими, недопонимания и разбитое сердце.

В сущности, людям, которым пришлось столкнуться с настоящими трудностями — тяжелой болезнью, потерей родных или друзей, им нет дела до того, какие статусы установлены, за исключением публичных личностей, для которых сомнительное внимание незнакомых людей было вроде бальзама на душу.

Сколько раз я забывала свой пароль в Фейсбуке. Хотя, чему удивляться, я и настоящее имя уже с трудом помнила. От того и выводила родные инициалы, то на пыли, то на снегу, то на песке… Смотря где находилась.

Я действительно родилась в Америке и до совершеннолетия жила в Майами с матерью и Сьюзан. Это была моя…тетка.

Да тетя, которую мне пришлось буквально нянчить с малолетства. И к слову о сложностях. Наша семья всегда была какой-то матриархатной. Сплошные женщины. Последний мужчина — мой дед, бросил маму и бабушку на старости лет и сбежал в Канзас с тридцатилетней ветреной сволочью.

Франклины никогда не бедствовали, и старый хрыч жил на широкую ногу. Проблемы с легкими из-за привычки курить с пятнадцати лет, превратили его в лакомый кусок для содержанок, а знаменитый бес в ребре растеребил мужскую гордость в районе семидесяти.

Бабушку накрыл инсульт и мы с мамой остались одни, пока через четыре года не случился телефонный звонок из органов опеки Канзас сити. Оказывается, что дед успел состряпать дитя своей молодой женушке, но девочка родилась недоношенной и у нее были проблемы со слухом. Точнее, малышка была полностью глухой.

Пожилой папочка отошел в мир иной, а для своей матери девочка была обузой. Мы были единственной родней.

Так, мама узнала, что у нее появилась сестра. Ошарашенные новостью мы просидели с ней с круглыми глазами несколько часов не в силах переварить грядущие перемены, но не могло идти и речи, чтобы оставить девочку в интернате.

Я сполна нанянчилась со Сьюзи, именно тогда благословив небеса, за то, что не была субтильной. Когда мама уходила на работу, я познавала с нуля азы ухода за детьми. Бывали минуты жуткого отчаяния, особенно, когда Сьюзи плакала… Нет! Визжала у меня на руках. И тогда я завидовала ее глухоте. Сколько раз я представляла себе, что иссякнет последняя капля терпения и хорошенько размахнувшись я шмякну изгибающееся тельце на пол. Но только картина представала перед глазами, как разум заволакивал ужас, от того, что я могла совершить подобное, пусть даже в мыслях.

Традиционные методы, как успокоить ребенка не срабатывали. О каком пении могла идти речь? Только бесконечное пребывание на руках и зрительный контакт, дарили мне тишину.

Потом колики прошли.

Мама была единственным человеком в семье, кто зарабатывал деньги, но она безропотно сменяла меня, когда возвращалась с работы и отпускала на выходные погулять с подругами. Ночные дежурства, практически все, тоже были на ней. На помощь знакомых и друзей мы особо не рассчитывали, потому что мама мало с кем общалась. И хотя, мы не обязаны были любить свою новую родственницу, это чувство росло день ото дня, компенсируя все жертвы.

Поэтому, когда подошло время уезжать в колледж, я со слезами на глазах прощалась с единственными двумя людьми, которых могла назвать своей семьей.

Да, в этом смысле надо мной всегда витал призрак отца, которого я не видела ни разу в жизни, но длинные, проникновенные рассказы матери о том, каким он был человеком, не позволяли утверждать, что он был подлецом.

В этом я убедилась на втором курсе Центрального университета Флориды, когда глотнув свободной жизни, заметно приуныла. Я быстро завела друзей и с головой окунулась в творчество, пройдя отбор в местную музыкальную группу на место вокалистки. Мне не светило ничего интересного в будущем с дипломом менеджера и как все молодые горячие головы я жаждала изменить мир к лучшему, не имея никакого понятия с чего начать.

Именно в этот момент меня взяли «горяченькой», как я любила повторять. Визит солидного мужчины, который представился Винсентом Кроссом, закончился подробным описанием того, как он познакомился с моей матерью восемнадцать лет назад. Я сидела огорошенная, ведь эту историю я знала наизусть и качестве вишенки на торте, мне была презентована затертая фотография, дубликат, которой хранился у мамы в альбоме.

— Где ты был все эти годы? — наболевший вопрос, я буквально выплюнула, когда мы сидели на лавочке в зарослях олеандра.

— Сидел в тюрьме, — искренне и без сожалений ответил мистер Кросс. — Не все восемнадцать лет… Это все из-за моей работы.

— Что это за работа? Ты кого-то убил или ограбил?

— «Меня подставили» — прозвучит весьма банально, но по сути это так и есть.

— Хорошо. Кто тебя подставил?

— Этот разговор лучше перенести в более закрытую и спокойную обстановку, Аврора. Я очень рискую, из-за того, что нахожусь здесь.

— Тебе что-то от меня нужно? — я наконец-то догадалась, что визит отца не был продиктован теплыми чувствами и тоской за родной кровинушкой.

— Именно. Я впечатлен твоими успехами в изучении языков. Это будет отличным подспорьем.

— В чем?

— У меня есть для тебя предложение, — здесь была выдержана пауза. — Это работа. Увлекательная, сложная и она предполагает, что тебе придется немало попутешествовать, прежде чем взяться за нее. Но ты должна пообещать, что этот разговор останется между нами. Даже матери ни слова. Я не просто так оборвал все связи с ней. Никто не знает, что у меня есть дочь и любимая женщина.