Разведенка с прицепом (СИ) - Дина Ареева Страница 46

— Будь твой отец на вашей стороне, у тебя был бы шанс, — поддерживает его Доган. — Но он не станет портить отношения с нашим. Побоится.

Омер вспыхивает, но ничего не отвечает.

— В любом случае я тут не останусь, — застегиваю чемодан и ставлю его на пол. — Дамир не уличный бродяжка, он в состоянии нанять хороших адвокатов. Я свяжусь с его родителями и с консулом.

Атеш хочет что-то сказать, но видит на безымянном пальце моей правой руки обручальное кольцо и только тихо вздыхает. Дамир успел всунуть мне в руки коробочку, когда его уводили, и я сразу надела его на руку.

Доган хмурится, а я иду в комнату Лале и выволакиваю ее чемодан.

— Собирайся, доченька, мы уезжаем.

— Уезжаем? Куда? — удивляется малышка. — Зачем нам уезжать, мамочка? Мы тут так весело иглаем с дедушкой и Атешем!

— Иди сюда, — подзываю ее и беру в руки маленькие ладошки. — Лале, мы должны помочь твоему папе. Он попал в беду, нам надо его спасти.

— Мой папа? — малышка расширяет глаза. — Он здесь? Он плиехал?

— Да, милая, он здесь. И ты его знаешь. Это Дамир.

Лале опускает глаза и шмыгает носом.

— Он не хочет, чтобы я была его дочкой.

— Хочет, доченька. Он просто не знает. Когда-то я была замужем за Дамиром, недолго. Мы быстро развелись, и я уехала в Измир. Там родилась ты, и Дамир ничего о тебе не знал. Я ему не сказала.

— Почему? — строгий, осуждающий взгляд собственного ребенка выглядит приговором. — Ты же знала как я по нему скучаю?

— Прости меня, прости, — покаянно опускаю голову, — он был женат, я думала только о себе. Думала, что ему все равно.

— А ему не все равно? Дамиру? — внезапно спрашивает Лале с незнакомыми, взрослыми интонациями. Поднимаю голову и ахаю.

— Доченька, ты сказала «р»! У тебя получилось! — всплескиваю руками и обнимаю малышку, которая ошалело хлопает глазками.

— Дамир мой папа, — шепчет она, отстраняется и восторженно шепчет, прижимая ладошки к раскрасневшемуся личику. — Мамочка, ты слышишь? У меня получилось!

* * *

Мы с Лале спускаемся по лестнице вниз. Я тащу чемоданы, Лале несет свои игрушки. В холле все уже в сборе, Атеш бросается мне на помощь и перехватывает чемоданы.

— Почему ты не позвала, чтобы тебе помогли, Ясемин?

— Потому что я больше не гостья в этом доме, — отвечаю с вызовом, глядя на Эмира. — И я не имею права пользоваться помощью прислуги.

— Что это за представление, Ясемин? — отрывисто спрашивает Эмир. — Куда ты собралась?

— В отель. На вокзал. На улицу. Куда угодно, лишь бы подальше из этого дома, — отвечаю ему не слишком приветливо. — Я и так здесь задержалась, Эмир-бей.

— Ты никуда не поедешь, — заявляет он свысока, — отдай чемоданы Атешу с Доганом и иди в свою комнату.

— Вы не расслышали, Эмир-бей, — заявляю устало, — я больше не буду жить в этом доме. Как и в доме господина Оздена. Я дала согласие Дамиру Батманову, мы с ним обручены. Лале его родная дочь, и она об этом знает.

В качестве доказательства поднимаю вверх руку с обручальным кольцом.

— Надеюсь, мне не придется вызывать полицию в связи с насильственным удержанием, Эмир-бей. Или у вас за такое не несут ответственность?

Он впивается в кольцо хищным взглядом. На его лице играют желваки, он некоторое время молчит. Затем закладывает руки за спину и отходит в сторону.

— Ладно, можешь идти.

Это так неожиданно, что я шокировано оборачиваюсь, глядя то на Атеша, то на Догана. По их лицам видно, что они сами озадачены поступком отца.

Крепче сжимаю руку Лале и делаю шаг в направлении двери.

— Сама, — останавливает меня хлесткий окрик, — без девочки. Лале останется здесь.

Разворачиваюсь к человеку, которого считала своим покровителем, и который сейчас кажется выходцем из ада.

— Это моя дочь, — говорю негромко, чтобы не испугать малышку, — и она пойдет со мной.

— До первого полицейского, — пренебрежительно отвечает Эмир. — А дальше я расскажу, как к тебе в спальню по ночам шастает любовник. Служба опеки отберет ребенка в считанные минуты, и ты больше никогда ее не увидишь. А так я возможно разрешу вам видеться. Скажем, раз в месяц.

— Кто вам ее отдаст? — вскидываюсь возмущенно. — Вы ей никто.

— Я оформлю опеку по заявлению ближайшего родственника, — Эмир показывает глазами на Оздена. — Мы уже обо всем договорились.

— Папа? — забываюсь настолько, что не называю Омера по имени. — Ты правда это сделал, папа?

Он отводит глаза. Передо мной все расплывается как на акварели, на которую попали капли воды.

— Как ты мог? — шепчу, неверяще глядя на человека, которого только что назвала отцом.

— Хватит устраивать сцены, Ясемин, — обрывает меня Эмир, — или возвращайся к себе и готовься к свадьбе, или уходи. И не пытайся искать справедливости в суде, у тебя нет шансов. За тебя некому поручиться.

— Хватит, отец, — возражает Атеш, — мы с братом не позволим тебе обижать Ясемин.

— Молчи, — перебивает его Эмир, — вас никто не станет слушать. Два сопляка. Никто во всей Турции не посмеет пойти против меня.

— Так уж и никто, — раздается от двери скрипучий голос. — Не много ли ты на себя берешь, Эмир-бей?

Я поднимаю голову и сквозь пелену слез вижу высокую фигуру.

— Вы? — шепчу изумленно. — Вы пришли?..

* * *

— Хасна! — Эмир резко разворачивается и вслед за мной вперяется взглядом в бабушку Озден, которая ступает в холл и останавливается, скрестив руки на груди. — Ты зачем пришла?

— А ты думал, я позволю тебе безнаказанно распоряжаться судьбами своих внучек? Приди в себя, Эмир-бей, — ворчливо отвечает ему Хасна.

— Госпожа Озден! — всхлипываю, заламывая пальцы. Мне хочется броситься ей на шею, и в то же время я не знаю, как она воспримет такое пылкое проявление чувств.

Зато Лале никого не стесняется.

— Бабуля! — кричит она, подбегает к Хасне и обнимает ее за ноги. — Как хорошо, что ты пришла! Они злые, хотят меня у мамы забрать.

Дочка поворачивается к Омеру и Денизу и грозит им пальчиком. Затем снова прилипает к ногам бабушки.

— Ты же меня им не отдашь?

— Не отдам, моя ненаглядная, — Хасна гладит малышку по голове, поднимает глаза на меня, мы встречаемся взглядами. Она продолжает уже тише: — Я и так слишком много наделала ошибок, больше такого не повторится.

— Госпожа Озден… — всхлипываю и все-таки бросаюсь ей на шею.

— Ну все-все, успокойся, моя красавица, — она крепко меня обнимает, целует в макушку и добавляет ворчливо: