Татьяна Туринская - В погоне за облаком, или Блажь вдогонку Страница 47

Вот всем Лёшка хорош. И романтик, и природу любит. И Наталью любит еще сильнее, чем природу. И ранимый такой. Но как мужик — ничуточки непрактичный. К женским нуждам глухой. Странное дело — Наташе казалось, что практичнее Дружникова человека не найти.

Интересно, как он в жизни устроился? Где-то ведь работает. Скорее всего, на самого себя. По крайней мере, Наталье хотелось бы так думать. Работать на себя — не столько престижно, сколько разумно. Выгоднее всего быть хозяином самому себе. Она сама такая, на себя работает. Когда хочет — пишет. Не хочет — соответственно не пишет. Никто ее ни к чему не принуждает.

Правда, и дохода ее писательство не приносит. Пока не приносит. Ничего, лиха беда начало. И вообще, писательство — не показатель. У творческих людей все не как у всех. Вот муж у нее — совсем-совсем далек от творчества. Но работает тоже на себя. Судя по нему — очень даже выгодное дело. Пусть не миллионер — Наталья ведь не за деньги замуж выходила. В ту пору их у него и не было. Да и сейчас не сказать что есть. Скорее, у них есть все необходимое для жизни: просторная квартира, машина. Было две, но Натальину продали за ненужностью, потому что та ржаветь на приколе начала. Вот, собственно, и все их имущество: квартира да машина. Но им хватает. Деньги, видимо, тоже какие-то есть — во всяком случае, они никогда не отказывают себе не то что в нужностях, а даже в маленьких капризах. А большие капризы Наталье даром не нужны — она жизнью не балованная, ей и этого хватает.

Видимо, Лёшке тоже хватает. Физиономия довольная, глазки горят — и совсем не от голода, судя по всему. Вообще ерунда это все. Кто чего добился в жизни, кто кем работает. Ерунда и суета. Не это главное.

Главное — душа. Любовь — главное. Наталья вот поняла, наконец, как сильно ее любит Алёша, и счастлива, будто девочка! Это главное. Главное — что поняла. Остальное неважно.

Потому что теперь они никогда не расстанутся. Не придется больше Лёше смерть искать. Потому что Наталья будет рядом. А вместе и на этом свете неплохо.

И все же хотелось бы, чтобы у него не было финансовых проблем. Натальиными детективами они, увы, пока что не прокормятся. Может, когда-нибудь ей повезет, попадет в обойму — тогда можно будет расслабиться. Но не сейчас. Сейчас она должна думать о том, как ребенка прокормить. Можно, конечно, бросить писательство, и пойти работать, как все нормальные люди. Профессия есть, опыт работы тоже кое-какой имеется — не всегда же она книжки писала. Беда в том, что ей нравится писать. Только писательство приносит ей моральное удовлетворение.

Работа должна приносить удовольствие. Женщине. А мужчине, в первую очередь, деньги. Удовольствие он будет получать, видя ублаженную физиономию жены. Это азы семейной жизни, если только женщина не увлекается чрезмерно феминизмом. Наталья не из таких. Ее вполне устраивает веками устоявшаяся традиция, когда муж в доме — настоящий мужчина, а не бесплатное приложение к женщине.

Парео само по себе создает иллюзию некоторой одетости. А уж если обращаться с ним умело, можно даже на пляже выглядеть весьма импозантно. Научиться завязывать его несколькими способами, подчас довольно замысловато, оказалось значительно проще, чем избавиться от лишних килограммов.

К бесконечному Натальиному сожалению, зеркал на природе не водилось. Пришлось довериться интуиции. Больше остальных вариантов ей шли парео-тога и парео-сарафан. Соорудив из просторного платка вполне симпатичный сарафанчик, она выбралась из палатки.

Дружников уже ждал ее. К сожалению, не один: за ними увязалась приставучая Вика. Никуда от нее не денешься. Не беда: Вика Наталье не соперница, пусть себе идет.

Только ступив на мокрый песок, Наталья сообразила, что попала в западню: парео оставить было решительно негде, разве что бросить его среди пляжа, будто мусор, где его или унесет порывом ветра, или приберет к рукам какой-нибудь умник или умница. Терять парео было жалко. Вещь пусть и не дорогая, но далеко не разовая. А главное — своя. Главное — очень нужная вещица в пляжный сезон.

Раньше такой проблемы у нее не возникало: загорать-купаться доводилось в обществе мужа, а это значило, что в их распоряжении было все необходимое, по меньшей мере специальные топчаны, где можно оставить сандалии и парео, где ждали хлопковые махровые полотенца, в которые так приятно закутаться после купания.

Что ж, еще одно неудобство — только и всего. Главное, чтобы количество неудобств не стало критическим, а уж одно Наталья выдержит. Вернее, еще одно.

Сняв парео, она намотала его на голову своеобразным тюрбаном: было частью одеяния, стало оригинальным украшением.

Вода лизала ступни. Прохладная. Наверное, Лёшка был прав, когда раскритиковал Викино предложение искупаться. Пожалуй, и в самом деле стоило бы подождать, когда море получше прогреется. Да только ждать этого пришлось бы долго, и все в неудобной позе на корявом бревне, когда деревенеет седалище, а главное, пояс джинсов врезается в самую душу. Нет уж, лучше искупаться в холодной воде.

Вика демонстрировала бесстрашие, первой вонзаясь в воды уютной бухточки. За ней нерешительно вышагивал Дружников. Впрочем, отсутствие решимости тут ни при чем, все дело в прицепе. Ему ведь приходилось тащить за руку Наталью, которая вскрикивала и взойкивала на каждом шагу — ледяная вода впивалась иглами в тело, и идея искупаться нравилась ей все меньше. Страшнее всего оказалось окунуться целиком, оставив сухой лишь голову с тюрбаном-парео: холод обжег тело, и тут же отозвался приятным теплом.

Лёшка стоял рядом, будто приклеенный. Высокий, вода доходила ему лишь до бедер, он смотрелся нелепо почти у берега.

— Лёха, айда на глубину, — крикнула Вика, оторвавшаяся от них метров на десять.

— Поплыли? — он вопросительно посмотрел на Наталью.

— Не, это без меня. Я плавать не умею.

Насчет "не умею" она нагло врала. Умела. Но… к собственному стыду, исключительно по-собачьи. То есть неловко и совсем недалеко, и чтоб непременно где-то близко под ногами было дно. Идеальный вариант для нее — детский "лягушатник". Но чем "плавать" там, лучше не плавать вообще. К тому же сейчас это ее неумение могло сыграть Наталье на руку: какой же кавалер откажется научить девушку плавать? Она, конечно, науку не осилит, зато у Лёшки будет очень хороший повод показать себя. Вернее, свои руки. Которые, Наталья точно это знает, уже давным-давно перестали быть бездарными. А Вика пусть себе плавает где хочет, пусть даже вообще не плавает, а плещется где-то совсем рядышком, и пусть завидует чужому счастью.

Может, когда-то Лёшка и был дураком, но давно исправился. По крайней мере, незамедлительно воспользовался случаем, и стал учить Наталью плавать. Учить ни учить, а качать ее на волнах, как маленькую. Бережно поддерживал ее, лежащую на воде: плыви, мол. Но сам, Наталья это точно знала, хотел, чтобы она навечно осталась в его руках.