Я хочу твоего мужа - Маргарита Дюжева Страница 47

Мое спокойствие ее раздражает. Прокину аж корежит, когда невозмутимо поднимаю брови, мол, поясни, дорогуша, чего хотела и свали по-тихому, не задерживай.

— Я не знаю, чего ты напела Леше, раз он пошел к этому идиоту Михалычу с просьбой, чтобы меня уволили, но рассчитывать тебе не на что.

— А тебя уволили? — изображаю удивление, — сочувствую.

— Можешь паясничать сколько угодно. Твои козни такие никчемные, что даже смешно.

— Что-то ты выглядишь не слишком радостной.

Она выпрямляется, смотрит на меня сверху вниз и улыбается. В этой улыбке полно триумфа:

— Отнюдь. Настроение у меня прекрасное. Это же не мне нарастили такие рога, что в дверной проем со скрипом проходят.

Сучка. У меня все-таки екает.

Стоит напротив меня такая наглая и самодовольная, что хочется схватить ее за волосы и носом об стол.

— Спасибо, что переживаешь о моем удобстве, — жму плечами.

Она хмурится, но складка между бровями очень быстро разглаживается:

— Кажется, кто-то решил поиграть страуса и спрятать голову в песок? — выдает сочувственную улыбку, — ушки развесила, да? Поверила его словам?

— Ты не знаешь, что он говорил.

— Дай угадаю, — поднимает задумчивый взгляд к потолку и кончиком алого ногтя постукивает себя по нижней губе, — может быть классическое, ты все не так поняла? Хотя нет, скорее это было: милая, я не понимаю, как так вышло, люблю тебя одну и больше никогда и ни с кем, а это была просто ошибка, которая больше не повторится.

Бьет прямо в подгнившую сердцевину, заново разворачивая то, что успело успокоиться. Именно так он говорил и говорит. Практически теми же словами.

— Ну так вот. Никаких ошибок нет, дорогая, нелюбимая жена. Он день пометался, потому что ты его вздрючила своим появлением, а потом успокоился и снова пришел ко мне. Мы сорвались с ним прямо на работе, на его рабочем столе. И это было, ммм, — блаженно закатывает глаза, — прекрасно! Так сладко, что я потом едва на ногах могла стоять. Он был так нежен и в то же время нетерпелив…

— Довольно, — жестом прерываю ее томные вздохи, — мне не интересно об этом слушать.

Меня, наверное, сейчас даже стошнит. Прямо на нее.

— Зря. Я бы могла рассказать столько интересного, последние дни были очень насыщены событиями. Твой…пока еще… муж, просто идеален. Я как увидела его — влюбилась, словно девчонка. И сразу, с самого первого мгновения знала, что он будет моим. И то, что сейчас он пошел на поводу у тебя — так это просто отмазка, чтобы ты отвалила и не мешалась под ногами.

Молча смотрю на нее. Внутри трепыхаются обрубки прежних чувств, приправленные смятением. Я не верю ей — потому что бьет слишком топорно, но и Березину тоже не верю. Вообще никому не верю.

— И кстати, работу новую я запросто найду. Леша уже написал мне такие рекомендации, что любая фирма меня с руками и ногами оторвет. Молиться будет, лишь бы я пришла.

Вот после этих слов становится по-настоящему хреново. Я чувствую себя так же, как тогда возле машины у нее во дворе. То же ощущение предательства, которое доламывает остатки доверия.

Неужели Березин, гад такой, действительно сделал это? Для отвода глаз упросил Михалыча уволить Мариночку, а сам уже подсуетился и помог ей с новой работой?

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ ***

Давлю в себе желание устроить скандал. Просто силой воли на минимум скручиваю порывы, не позволяя грубо высказаться в ответ. И дело не в том, что я берегу тонкую душевную организацию Мариночки. Срать мне на нее!

Я вспоминаю Алису и ее наставления о том, что громче всех тявкают беспородные Жучки, а королевы все делают красиво. А я — королева, мать вашу. Пусть немного потрепанная, но не побежденная.

— Это хорошая новость, поздравляю, — сдержано киваю в ответ на ее пламенную хвастливую тираду, — работа в наше время очень важна, а хорошая работа - так и вовсе подарок небес.

Прокина теряется. Она явно ждала другой реакции, грезила увидеть потерянную, несчастную обманутую жену и насладиться моими мучениями.

Пожалуй, нет.

— Я так и не поняла, зачем ты пришла?

— Узнать, как у тебя дела, — она уже берет себя в руки и нагло ухмыляется, — и сказать, что как бы ты ни дергалась, Леша с тобой не останется. Мой тебе совет, отойди в сторону и не позорься. Твой поезд уже ушел. Березин души во мне не чает, а ты — привычка из прошлого, от которой пока жалко избавляться. Ностальгия и все такое.

М-да, как раз вчера был вечер ностальгии. Надо же как совпало. Смешно.

— Спасибо за совет. Обязательно подумаю об этом, если будет свободное время. Если это все, то до свидания. Мне некогда.

— Ух-ты, какие мы занятые, — она обводит взглядом наполовину разгромленный кабинет. Кругом пыль, в углу свалены какие-то вещи, неуютно: — Я смотрю, ты ремонт в этой дыре затеяла.

Улыбается дрянь, не догадываясь о том, что я в курсе ее причастности к поджогу. Не подозревает, что заявление уже написано, и совсем скоро сладкой жизни придет конец, и никакой Леша больше не поможет. Хочется бросить ей эти слова в лицо, и посмотреть, как она задергается, но отказываю себе в таком удовольствии. Нельзя предупреждать врага о планах и давать шанс выкрутится, пусть это будет сюрприз.

— Да, пришлось. Старую проводку замкнуло и случился пожар.

Она сочувственно цокает языком:

— Бедняжка. Наверное, больно было смотреть, как полыхает эта забегаловка.

Жму плечами:

— Я рассматриваю это исключительно как повод двигаться дальше и сделать все еще лучше. Нет предела совершенству.

Ее бесит мой настрой. Очень сильно бесит. Она даже зубами раздраженно щелкает:

— Смотри, снова закоротит, и все. Плакало твое совершенство. Раз, — щелкает пальцами, — и нет ничего.

Кажется, она мне угрожает.

Подходит ближе:

— Я с тобой пока по-хорошему говорю. Отвали от Березина. Ты ему не нужна.

— Пусть он мне об этом лично скажет. В глаза. Пока я от него слышала только то, что не нужна именно ты.

Прокина злится. Склоняется ко мне и шипит:

— Я ведь и по-плохому могу.

Ан нет, не кажется. В ход пошла тяжелая артиллерия.

— Это как? Будешь еще активнее лезть в трусы моему мужу? — пытаюсь спровоцировать, чтобы дрянь сказала что-нибудь лишнее.

Она сочувственно улыбается: