Тортоделка. Истинный шедевр (СИ) - "EvgeshaGrozd" Страница 48

Проведав все цеха, не мог не напороться на рыжую бестию. Как всегда, сексуальна и идеальна во всех ракурсах. Или же только я её такой вижу? Если раньше невольно останавливал взгляд на этих аппетитных изгибах, то сейчас эта особа откровенно раздражала. Просто до тошноты.

— Бедный малыш, — девушка смотрела на меня с наигранной печалью и провела пальчиком по плечу. Замер, стараясь изо всех сил контролировать себя, чтобы не взорваться в гневной тираде. — Сидишь, ждёшь свою ненаглядную жёнушку, а она давно "поимела" тебя со своим папашей-рецидивистом.

— Лика, лучше уйди. Не сегодня! — прорычал я, но от её слов происходящее становилось более непонятным. Откуда только ты узнала всё это? Неужели мама взболтнула Элине?

— Я лишь пытаюсь открыть тебе глаза, милый. Викуля-то грязная оказалась. Мать — проститутка, папаша — убийца и вор. Ничего себе гены, — хохотнула, игриво прикрыв свой поганый ротик. — Они наверняка давно обчистили твою семейку, а ты — наивная душа. Проверь лучше всё ли на месте…

Сцепив зубы, молчал, исподлобья сверля её взглядом.

— А детишек от неё иметь тебе не советую. Дурная кровь. Мамочка явно не обрадуется таким внукам.

Понимал, что готов влепить этой гадюке мощную оплеуху. Бить женщин нельзя! Нельзя их бить, Герыч! Но, сука, как же хочется стереть эту мерзкую улыбочку с её лица. Сжал ладони в кулаки, буравя девушку убийственным взором. Лучше уйти самому от греха. На хер! Обогнул бывшую и устремился к себе в шефскую.

— Это всего лишь правда, любимый! — крик мне вдогонку.

Правда? К дьяволу такую правду, но…

Самое ужасное, что невольно соглашался с её выводами. Вестей о жене до сих пор нет. Где она может быть?! Если бы её похитили, то давно бы сообщили о сумме выкупа. Если кто-то спас, то, тем более, такое не скрывают. О пропаже Вики объявлено во всех инстанциях и теленовостях. Что происходит?! Неужели и правда прячется от меня!

Утешал лишь тот факт, что жены не было ни с её матерью, ни с отцом. Значит, может, и не ободрала меня, как липку.

Нет, Гер. Как ты можешь такое думать? Она с самого начала говорила, что садовник пугает её. И откровение матери явно выбило землю из-под её ног. А если она не хочет больше ничего? Моя нелюбовь, стычки с Ликой на работе, моя семья, что приняла её в штыки, жуткая правда о родителях — это всё вполне могло доконать. Но ведь я старался, и в последнее время довольно неплохо. Я начал привыкать к ней, хотелось её общества, улыбки. Всё шло хорошо!

Не понимаю ничего!

Видеорегистратор зафиксировал лишь мужские руки в чёрных перчатках и голову в серой шапке.

За эти несколько дней, я измерил площадь нашего дома вдоль и поперёк. Часто сидел возле отца, смотря с ним какой-нибудь фильм или новости. Я не мог вникнуть в суть того, что вещал телевизор — я просто хотел быть рядом с родными людьми. Восполнить ими ту теплоту и внимание, что до этого дарила мне жена. Даже мама впервые повела себя как мама. Старалась подбадривать меня, выражала заботу и не скупилась на искреннюю ласку материнских рук. Здоровье отца, переезд в дом сына и его невесты сильно изменили её. Даже с Викой она вела себя теперь иначе. Интересовалась девушкой, давала советы и даже иногда помогала ей с приготовлением десертов. И сейчас я был почему-то уверен, что родительское прошлое моей супруги не ухудшило отношение мамы к Виктории. Она так же переживала вместе со мной, за что был безмерно благодарен.

Вновь засыпая, обнимал подушку. Вика, пожалуйста, вернись…

ВИКА

Это не первая попытка преодолеть свинец на веках. О том, чтобы сдвинуть тело хоть на миллиметр я могу лишь мечтать. Нахожу себя в пространстве только под куполом жуткой боли, которая тут же порождает из меня мучительный стон. Следом мягкое касание ко лбу и убаюкивающий голос:

— Сейчас… Сейчас полегчает. Терпи, девочка.

Этот бархатный тон словно уносил меня на своих волнах и мне вновь становилось спокойно и безмятежно. Последняя моя попытка, хоть и была болезненной, но я впервые за этот период самостоятельно справилась с ней. Тяжесть в теле мучила, но члены слабо, но поддавались. Веки с трудом открыли мне потолок. Высокий, белая пожелтевшая краска и части облупленных островков на нём. Покосилась влево: капельница, тумбочка с водой, умывальник. Чуть левее дверь, открытая на распашку. До слуха дошли голоса из коридора, звук движущихся колес по мрамору. Это больница, скудо-бедная, но больница.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Начинаю усиленно вспоминать. Скрежет шин об асфальт, звуки удара об металл, глухая и тошнотворная пустота в голове. В грудь вернулся былой страх. Опрометчиво вдохнула, чтобы прогнать его, но адская боль в ребрах затмила все мысли. Я мучительно застонала, переживая приступ. Отпустило.

— Ну, наконец-то, очнулась! — Мягкий с задоринкой голосок привлек моё внимание.

В палату вошла тучная женщина лет пятидесяти. Широкая и добродушная улыбка сразу же облегчила груз на груди.

— Мы тут дежурим над тобой уже трое суток.

— Так долго?! — беспокойство и вина перед мужем, друзьями тут же зародились внутри. Только где они тогда все? — Мой муж… Он где-то здесь?

Женщина сразу изменилась в лице.

— Нет, его здесь не было. Я сообщу Михаилу Анатольевичу, что ты пришла в себя, и он тебе всё расскажет. Тебя как звать?

Извилины в голове мучительно зашевелились, ища в своих недрах нужный ответ:

— Вика, — проронила я.

— Очень приятно. Я — Фаина. Прямо можешь по имени. Доктор скоро к тебе придет.

Дрогнула уголком губ — пожалуй, единственное, что не причиняло мне дискомфорта. Медсестра так же улыбнулась и вышла в коридор.

Я попала в аварию, это помнила в совершенстве. Но, что до этого — несколько смутно. Когда гнала свой автомобиль на полной скорости по трассе, то чётко сознавала, что хочу исчезнуть. Катастрофическими усилиями отматываю плёнку памяти назад. Бледное и перекошенное лицо матери, красные веки и застывшие слёзы на глазах. Снова кадр назад — мужское лицо, чёрный взор и презрительный оскал.

"Это твой отец, Вика. Настоящий… А я… Я та проститутка, которая бросила своё чадо у дверей больницы. Тебя…"

Сердце усиленней застучало, в груди заклокотало, тут же стало трудно дышать. Обида, боль унижения и стыд вновь заполнили душу до краёв. Капли слёз дорожками устремились по моим щекам.

— Эй, эй! — Я не видела, как в палате появился мужчина в белом халате. — Только не плакать, — обеспокоенно отложил папки в сторону и, бесцеремонно сев на край койки, взял меня за руку. — У тебя сломано ребро и слегка повреждено лёгкое. Поэтому делать что-то резкое не стоит. Плачь — одно из них.

Я взглянула на него через пелену воды, и так и замерла, разглядывая.

Невольно утонула в этом лике. Не больше сорока. Мягкая улыбка. Серые с каким-то туманом глаза. Каштановые слегка вьющиеся волосы. Тонкие, розовые губы, прямой чуть с горбинкой нос, слегка впалые от усталости щёки. Он был привлекателен, но что-то в его облике заставляло проявить к нему сочувствие. Туман в глазах приобретен жизненной неурядицей. Осунувшееся лицо бессонными ночами и какими-то внутренними переживаниями.

— Схватываешь прямо налету, — широко улыбнулся доктор. Он потёр мою ладонь и, выдохнув, поднялся с койки. — Я — Михаил и сразу же поправлю, я — не врач. Фаина по-любому уже наплела.

Опешив, уставилась на мужчину.

— Не понимаю…, — контрольно заглянула под больничную рубашку — верно, бинты. — А как же это всё?

— Я — бывший хирург, — кивнул он, и в голосе уличила сиплость давней тоски. — Это стены моего консультационного центра по ортопедии и нейрохирургии. Операции здесь запрещены. В плане тебя, у меня не осталось выбора, прости. Ты могла умереть, не доехав до квалифицированных врачей. Повезло, что по встречке ехал тогда именно я. Твоя машина упала в кювет и дважды перевернулась. Честно сказать, думал, что ты погибла. Изо рта шла кровь. Связь на той трассе ужасная, а моя клиника в десяти минутах пути оттуда. Потому решил действовать сам.