Буду твоей женой - Александра Салиева Страница 48

— Да что ты? — выступил нам навстречу мой бывший. — Вчера, три-четыре дня назад, есть ли большая разница? Просто будь честной. Если уж меня обвиняешь во вранье, так хоть сама тогда не ври всем! — обвинил.

— А вы, собственно, молодой человек, кто такой, чтоб так разговаривать? — вмешался папа.

— Это он вчера приходил и конверт принёс, — подсказала ему мама.

Да только этих пояснение кое-кому оказалось недостаточно.

— Он — её жених, если вы вдруг не знали, — вставила Вероника. — Она собиралась за него замуж выйти. А потом… — хищно улыбнулась, махнув в мою сторону рукой. — Вот с этим вот спуталась.

Нет, не в мою. На Романа Владимировича. Тот… тихо выругался. Матом. А меня не отпустил. Да и вообще отодвинул. Сперва чуть в сторону, затем себе за спину.

— Ты поэтому мне колёса спустил? — обозначил сухо.

Вроде бы вопрос. Но скорее констатация факта.

Очень-очень паршивая!

Ведь теперь звучало так, словно я в самом деле одного на другого променяла, да и вообще вся та чушь, которую они несли — чистейшая правда, которую он только что своей реакцией подтвердил.

Вот только лишь меня одну тут это волновало…

— А если и так, что сделаешь? Заяву на меня ментам накатаешь? Или что? Задолбаешься доказывать, — желчно усмехнулся Романенко, шагнув ещё ближе. — Да и не убудет от тебя. Она ж с тобой явно из-за бабок. Вот. Чехлись, раз уж мою женщину имеешь. В этом мире, знаешь ли, за всё приходится платить.

Где-то здесь мне стало совсем плохо…

И не мне одной!

— Что, не знал, что у неё я есть? — никак не затыкался Романенко. — Сюрприз, мудак! Она — сразу на два фронта. Под первым же предлогом от меня к тебе свалила. Кинула меня! Ты ей видимо что-то пообещал, да? Что? Что, млять, такого в тебе есть, чего нет у меня?! — кажется, скатился до банальной истерики.

В приступе этой же истерики сократил оставшееся между ними расстояние. Замахнулся. Как замахнулся, так и взвыл, с завёрнутой за спину рукой, после чего оказался уложен мордашкой в капот. Не очень аккуратно уложен. Я бы даже сказала, скорее приложен. Выть так и не перестал, пока господин прокурор с самым обыденным видом, словно и не происходило ничего особенного, доставал из кармана свой телефон, а затем набирал кому-то. Первая же попытка вырваться из безжалостного захвата оказалась пресечена. А голова повторно поцеловалась с капотом. Заметно сильнее, чем в предыдущий раз, отчего его болезненный вой лишь усилился.

— Ох… — оценила случившиеся манёвры и бабуля.

А я только и успела, что обернуться к ней, когда она осела прямо там, где стояла. Папа её в последний момент от жёсткого падения уберёг, подхватив под руки. Больше ничего она не произнесла. Только и могла, что жадно хватать ртом воздух, словно задыхалась и никак надышаться не могла, а кислород в лёгких давно закончился. На ноги так и не встала. Кажется, вовсе не могла устоять. Как назло, я только в этот момент осознала, что моего телефона при мне нет, я его дома забыла.

Мамуля, оцепеневшая в шоке от всего происходящего, бестолково моргнула. Тоже открыла рот, но ничего сказать не сумела. Я сама ей такой возможности не оставила, спохватившись в полном отчаяния:

— Зови скорую!

Глава 15.3

Кажется, мой голос разнёсся на всю округу так громко, что и на другом конце двора его услышали. Во мне не осталось ничего, кроме безграничного отчаяния и страха, сжимающего горло, за бесконечно важного и родного человека, который был в опасности. О тех двоих, что послужили катализатором тому, чего я всячески старалась избежать последние дни, я временно позабыла.

Ну их!

Только бы с бабулей всё обошлось.

Пусть с ней всё будет хорошо!

С ними я потом разберусь.

Сперва!

Как там было по рекомендациям к действиям при сердечном приступе?!

Нужно сесть, а ещё лучше лечь с приподнятой головой. Принять ноль двадцать пять аспирина — разжевать и проглотить и ноль пять нитроглицерина — положить под язык, предварительно раскусив капсулу, но не глотать. Обязательно освободить шею, обеспечить поступление свежего воздуха и звонить — сто три.

Папа, очевидно, вспомнил о том же, о чём и я, поскольку пытался изменить положение своей матери.

А я…

— Никита, срочно аптечку! — велела, краем глаза заметив, как мамуля прикладывает к уху телефон.

Каждый гудок — моя личная вечность. И ещё более ужасающее разум ожидание того, что они ведь не всегда реагируют достаточно быстро.

Вот и…

— Нахрен скорую! — решила.

— Лера, — возмутилась на такое моё резкое выражение мама.

На том конце связи ей аккурат ответили, и она отвлеклась. Но я на этом не сдалась.

— Сами быстрее довезём! — предложила папе.

Тот молча кивнул. И без того собирался дотащить её до машины. Правда, бабуля почему-то стала упираться. Ещё пару раз поймала ртом воздух, а затем завозмущалась:

— Да нормально всё со мной! Чего тут разбегались? Орёте, как потерпевшие, — проворчала в довершение.

Кажется, уже моё сердце сейчас чуть не остановилось!

— Нормально? — промямлила я настороженно.

Никита как раз успел вытащить запрошенную мной аптечку. Её-то мне и протянул. Уж не знаю, насколько бабуле стало лучше, но таблетки я всё равно принялась вытаскивать.

— Водички хоть бы дали сперва, — заново проворчала бабуля, отворачиваясь от меня.

И первая же среди всех вспомнила о тех, с кого весь этот бардак начался. Покосилась на Веронику. Та притихла, но никуда не ушла. Виновато смотрела на всех нас и молчала. Но то она. Раиса Павловна Ларина за словом в карман никогда не лезла.

— Что, полегчало? — обратилась к ней. — Или ещё есть, что нам рассказать? — деловито выгнула бровь. — Наворотили делов все вместе, видно же, а виновата одна моя внучка, видите ли, — поцокала язык.

Таблетки у меня всё же взяла. Никита и воды ей принёс. В бутылке. Но крышку отвинтить не догадался, так торопился, тоже ведь перепугался, как и я. За что и словил