Валентина Седлова - Сорока Страница 49

Все бы хорошо, вот только «сбежать от себя» да еще и «быстро, без оглядки» у Сороки сейчас ну никак не получалось. Заколдованный круг, да и только!

В этот раз, впрочем, как и в прошлый, и в позапрошлый, Сорока пришла на слет в компании Гришки Альдебарана. Любовниками они так и не стали, и нельзя сказать, что подобное положение дел их тяготило. У Альки были свои подруги, у Сороки позавчера как раз закончился ее очередной роман. Возможно, именно это обстоятельство и послужило причиной ее скверного настроения. Расставаться Сороке было не впервой, вся проблема была в том, как именно это произошло. Ее последний бойфренд, с которым она познакомилась на очередной тусовке в ночном клубе, глядя на то, как Ксения невозмутимо подкрашивает ресницы перед зеркалом его трюмо после любовной баталии, с горечью произнес:

— Что, попользовалась и сваливаешь?

— Прости, не поняла.

— Использовала меня в качестве секс-машины, а теперь снова пропадешь, пока тебе вновь не приспичит встретиться? Что ж, иди.

— С чего это ты вдруг взъелся, какая муха тебя укусила?

— Дорогая, мы с тобой кувыркаемся уже два месяца. За это время ты ни разу, слышишь, ни разу не поинтересовалась, чем я занимаюсь, чем дышу, чем живу. Единственное, что ты всегда желала знать, так это свободна ли хата от родителей. Тебе нужен голый секс, а я, как человек, тебе совершенно неинтересен. Прости, но я так дальше не могу. Я тоже живой, и мне ничто романтическое не чуждо. А тебя, дорогуша, иначе как потребительницей я назвать не могу. Понимаешь — не подруга, не любимая женщина, а потребительница! Удовлетворила свои естественные потребности и свалила до следующего раза.

— Тогда прощай?

— Да, думаю, это будет лучшим выходом. Я хочу быть нужен женщине весь, со всеми своими потрохами и переживаниями, а не только той частью, что находится ниже пояса.

Сорока почему-то все время возвращалась к этому диалогу, мысленно прокручивая его снова и снова. Тогда она с достоинством собрала свою сумочку и вышла из квартиры, послав парню на прощание воздушный поцелуй, но неприятный осадок в душе после разговора остался и, что самое премерзкое, не думал проходить. «Боже мой, а ведь он прав от начала и до конца. Мне действительно неинтересны те люди, с которыми я делю постель. Они мне просто не нужны. Как перчатки резиновые — использовал пару раз и выбросил. Вот с Алькой или с Пухом мне интересно, но это совсем другое дело. Почему же так? Неужели я становлюсь законченной стервой? Мамочки, а я ведь даже не знаю, каким должен быть мужчина, с которым бы я могла остаться! Я действительно этого не знаю! Не знаю! Неужели я так и проведу свою жизнь, прыгая из одной чужой кровати в другую? Если все так и пойдет, то года через три рожу себе ребенка и буду его воспитывать. Тогда я хоть кому-то буду нужна, хоть кем-то любима. Пусть мать-одиночка, ну и ладно! Живут же другие, и ничего! Жаль, но нормальные мужики перевелись. Кого не встретишь — либо плейбой, либо альфонс, либо просто не катит. А те, кто выжил в процессе цивилизации, уже давно обзавелись семьями. Так что если не случится вдруг чего-то экстраординарного, то…»

Невеселый ход Сорокиных мыслей прервал чей-то звонкий голос:

— Такие люди и без охраны! Сколько лет сколько зим!

— Свояк, ты, что ли?

— А кому же еще быть, как не мне!

Это действительно был Сашка Свойский, он же Свояк. Повзрослевший, возмужавший, но все с той же неизменной ухмылкой во весь рот. Он стоял перед костром, высокий, красивый, одетый в камуфляж, в высоких ботинках, как у киношного спецназа. Сорока помнила его еще сопливым подростком, вечно шлявшимся по чужим кострам и выпрашивающим что-нибудь съестное, поскольку денег, выданных родителями, ему хватало только на выпивку, а вот с закуской было туго. Представить себе слет без Свояка было невозможно. Правда, в последнее время он куда-то пропал, и Сорока, честно говоря, даже стала потихоньку забывать этого персонажа.

— А ты что, из армии на побывку прибыл?

— Да Бог с тобой, вот уже второй год как демобилизовался. Полностью исполнил свой солдатский долг и вернулся в лоно семьи. Ну и в лес, разумеется, хотя именно на слет выбираюсь впервые. Даже командира с народом за собой потащил, чтобы они на все это мероприятие сами посмотрели. Кстати, гитара у тебя с собой?

— А где же ей еще быть, конечно, со мной.

— Все, хватит сидеть и грустить, как васнецовская Аленушка, идем со мной. У моего командира сегодня день рождения, а вот веселье без гитары не задается, и все тут. Я в принципе поэтому и пошел искать по лесу хоть кого-нибудь играющего, и представь себе, первый же костер, на который я вышел, был твой. Так что ты попала. Считай это знаком судьбы, если хочешь. А против судьбы не попрешь, сама знаешь. Идем, сейчас я тебя со своим командиром познакомлю, вот такой мужик! Я ему вообще-то жизнью обязан, даже так.

— А может быть, не стоит? Я сейчас не в том настроении. Еще испорчу вам праздник. Да и командира твоего я не знаю, получится, что приду на день рождения к незнакомому человеку, да еще и без подарка. Я так не могу, честное слово. Ну найди кого-нибудь другого, зачем я вам нужна?

— Хватит заморочки бросать, бери деревянную женщину, и пойдем. Тебе у нас понравится. Через пять минут, ручаюсь, от твоего плохого настроения останутся одни воспоминания, если еще, конечно, захочешь вспоминать, что тебе было плохо. А что без подарка, так твои песни и есть самый лучший подарок, ты даже сама себе представить не можешь какой!

— Ладно, Бог с тобой, только я должна Альку, ну, Альдебарана, предупредить, где я нахожусь, а то он за водой пошел, придет, а меня нет.

— За это не беспокойся, я его сам предупрежу. Да тут и идти до нас метров тридцать, мы же соседи! Вечером проводим обратно, не волнуйся. И не бойся, ребята у нас хорошие, тебе понравится!

Ошарашенную напором Свояка и под его же конвоем Сороку повели куда-то в лесную чащу. Ксюшину гитару Свояк нес сам. Идти действительно оказалось недалеко. Через минуту они вышли на маленькую поляну, полностью укрытую от дождя тентами из серебрянки. Штук семь палаток тоже были заботливо укутаны все той же серебрянкой. «Да, неплохо ребята развернулись, основательно», — подумала про себя Сорока, а в следующую секунду сама увидела этих «ребят». На поляне сидели, стояли, занимались хозяйственными делами человек двадцать, одетых все в тот же камуфляж, что и Свояк. Выглядела эта толпа весьма устрашающе, хотя воевать здесь вроде бы никто не собирался: над костром висели чаны с дымящейся кашей и вечными макаронами, на импровизированном столике, срубленном из подручного материала, лежала нарезка — сыр, колбаса, сало. Кто-то рубил дрова, еще двое «спецназовцев» благоустраивали «Пентагон», подтаскивая к нему дополнительные бревна и срубая с них «гостевые» сучки, чтобы никто не порвал себе штаны.