Александра Соколова - Просто мы научились жить (2010-2012) Страница 49

Было прохладно, и легкие наполнялись такой потрясающей морской свежестью, что кружилась голова. Из динамиков неслась тихая красивая мелодия, а над головой – будто продолжением берега – сияли тысячи звезд.

Их столик был у самого борта, чуть в стороне от всех остальных. Он был накрыт белой скатертью, и украшен свечой в пластиковом колпаке – чтоб не задул ветер.

– Давай выпьем шампанского, – предложила Марина, когда к ним подошел официант.

– Тут впору не шампанское, а водку пить, – проворчала Женя куда-то в сторону. Она весь вечер была такой – задумчивой, мрачной и молчаливой.

Но Марина не послушалась.

– Давайте бутылку шампанского, – велела она, – и фрукты.

Когда официант отошел, она придвинулась вместе с креслом поближе к Жене и взяла ее за руку.

– Котенок, что с тобой?

Вопреки ожиданиям, Женя ладонь не убрала. Так и осталась сидеть – лицом к берегу, кудрявым затылком к Марине. И тогда она придвинулась еще ближе, наклонилась и шепнула в Женино ухо:

– Думаешь о ней?

Женина голова сделала движение сверху вниз, и пушистые волосы защекотали Маринин нос. Она разомкнула губы и немного подышала в Женину шею. Сработало – та наконец обернулась, и целую секунду они смотрели друг на друга на расстоянии всего нескольких сантиметров.

А потом Женя отодвинулась и откинулась на спинку кресла.

– Расскажи мне о ней. О ваших отношениях. О том, как все было…

Она не сказала «на самом деле», но – Марина была уверена – подразумевала именно это. И, конечно, она ждала этого вопроса, и думала над тем, что можно рассказывать, а чего нельзя. И еще там, на кладбище, решила говорить только правду. Как бы горька, возможно, она ни была.

– Зачем тебе это? – Марина закурила, наблюдая краем глаза как официант расставляет бокалы и открывает бутылку. – Ты же все равно не узнаешь, кто из нас врет.

Женя пожала плечами.

– Я звонила Яне. Пока что у твоей версии ровно на 4 очка больше, чем у Ленкиной.

Ах, да. Об этом Марина как-то не подумала. Ну и пусть. Значит, будет еще проще.

– Давай выпьем, – предложила она, поднимая бокал.

– Давай, – согласилась Женя, – за то, чтобы наши поиски скоро закончились.

– Аминь.

Звон хрусталя отозвался в ушах легкой музыкой, а шампанское с первого же глотка заставило кровь разгорячиться. Маринин взгляд скользнул с Жениной шеи ниже – в вырез сарафана, и задержался там ненадолго.

Рассказывать не хотелось. Хотелось наклониться, и зарыться туда носом, вдыхая запах и тепло.

– Ты будешь рассказывать или продолжать пялиться? – Ехидный Женин комментарий вернул ее к действительности. Она медленно поднялась взглядом от груди к шее, от нее – к подбородку, от подбородка – к губам, и только потом заглянула в глаза.

– А как тебе больше хочется, котенок? – Спросила, и заулыбалась, не дожидаясь ответа. – Ладно, не злись. О чем ты хочешь услышать?

– О ней. Как вы познакомились, как начали встречаться, как вообще все это было.

– Это было очень по-разному, котенок. Познакомились мы в очередном средней паршивости клубе, куда я пришла устраиваться на работу. Она была там администратором, а я стала ведущей. Как начали встречаться? Однажды засиделись допоздна за сценарием, и она просто и незатейливо меня трахнула.

– Средней паршивости? – Удивленно переспросила Женя. – Я думала, Ленка ставила шикарные шоу.

– Шикарные? – Теперь пришла очередь Марины округлять глаза. – Ну может, они и были шикарные для такого уровня клубов, но на вип уж точно не тянули. Помнишь «Эгос»? До него мы так и не доросли.

– Ясно, – Женя кивнула и опила из бокала еще немного, – давай дальше.

– А что дальше? С ней было трудно, это правда. Настроение менялось как погода в осеннем Питере. Сейчас она тебе улыбается, а через минуту – посылает на три веселые буквы и уходит в себя на час, а то и на несколько дней. Секс с ней был прекрасным, это правда, но внутрь она долго меня не пускала.

– Внутрь… в смысле…

– И в этом тоже, – Марина заулыбалась, глядя, как разливается краска по Жениной шее и лицу, – но больше в душевном. Она была закрытой книгой. Ничего о себе не рассказывала, ничего не спрашивала обо мне. Стоило проскочить между нами хоть чему-то, похожему на близость – она тут же отталкивала, и уходила. Иногда надолго.

– А история про Катю? Это хоть правда?

– Про девочку из труппы? Ну, она залетела, родила. Лека ей помогала материально, но вроде бы никакой истории там не было.

Женя мрачно кивнула и снова сделала глоток. Марина заколебалась, стоит ли говорить дальше, но решила продолжить.

– Я думаю, по-настоящему она любила только тебя, Жень. Все, что было после… Все мы… Это было не про любовь, а про что-то совсем другое.

– Откуда тебе знать?

– То, что рассказывала мне о ней ты, и то, что я видела собственными глазами – это были два разных человека. Думаю, только с тобой она была настоящей.

Один бог знает, как трудно и больно было Марине сказать это, но раз уж решила идти до конца – надо идти. А Женьку так жалко… Сидит насупленная, бокал за бокалом пьет, а в уголках глаз – слезы.

– Знаешь, Марин… Мне сейчас кажется, что я совсем ее не знаю. И никогда не знала. Что я видела только то, что она мне показывала, но это было только верхушкой айсберга.

Вот так, Марусенька. Маленькая Женька за несколько дней поняла то, на что у тебя потребовались годы. Да, конечно, верхушка айсберга – в этом и было все дело. Показательные выступления. Але-оп, тигры выходят на арену, зал аплодирует, аплодирует, аплодирует… А что за кулисами – никто не знает.

Корабль качнуло. Музыка на минуту прервалась, а потом заиграла новая мелодия – что-то безумно красивое и проникающее глубоко-глубоко. Может быть, за кулисы?

И Марина решилась. Встала, одернула на бедрах короткое платье, и протянула руку к Жене. Та посмотрела вверх, и ничего не сказала. Поднялась, взяла Марину за руку, и притянула к себе.

Они танцевали прямо возле столика, тесно прижавшись друг к другу, и в каждом движении Марина чувствовала, что улетает далеко-далеко.

…Я отдам тебе своё сердце и душу

На каждой дороге, по которой пойду

Я всегда готов отдать тебе всё

И я подарю тебе свою жизнь

…Сердце и душу

Все исчезло, растаяло – не было больше всех этих лет, всей этой боли и тоски, и отчаяния, и невозможности. Остались прежними руки, обнимающие мягко, и теплый живот, и сильное плечо, к которому можно просто прижаться щекой и ни о чем не думать.

Каждый день, каждый год

Мы будем видеть мильные столбы

Мы будем двигаться вперёд вместе