Люсинда Райли - Цветы любви, цветы надежды Страница 49

— Понятно. — Не смея взглянуть на мужа, Оливия сосредоточенно просеивала сквозь пальцы мягкий песок.

— Как ты знаешь, три недели спустя, на Рождество, Арчи появился снова. Я был в полном замешательстве и не видел выхода из сложившейся ситуации. Я любовался твоей красотой, грацией и женственностью, но в то же время прекрасно видел, как ты смущена и обижена...

— Значит, ты понимал, что поступаешь плохо? — перебила его Оливия. — Вернее, здесь речь скорее идет об отсутствии поступка.

— Конечно, понимал, дорогая! Только не представлял, как мне это исправить. А в ту ночь, когда ты застала меня с Арчи, я как раз сказал ему, что больше не желаю его видеть, что убедился в своей любви к тебе и хочу стать для тебя настоящим мужем. Он очень рассердился, а потом схватил меня и стал целовать.

— Насколько я видела, ты не слишком сопротивлялся, — заметила Оливия.

— Если бы ты подождала еще несколько секунд, то увидела бы, как я пытаюсь вырваться из его объятий. Он меня чуть не задушил! — В глазах Гарри стояли слезы. — Это было отвратительно, гадко и неестественно! Можешь мне не верить, но я мужчина!

Он сел рядом с ней. Оливия видела его искреннее отчаяние, но молчала, потому что пока не знала, что говорить.

Гарри пришел в себя, крепко схватил жену за руку и, резко обернувшись, заглянул ей в глаза.

— И напоследок, милая, скажу тебе вот что: за последние месяцы я почувствовал к тебе не только еще большее уважение и восхищение, но и любовь. Теперь, когда я уже не сомневаюсь в своих мужских качествах, и Арчи не нашептывает мне на ухо сомнительные комплименты, во мне проснулись здоровые желания. Я понимаю, Оливия, ты, наверное, находишь меня омерзительным, но я должен сказать, что хочу тебя — так же, как любой нормальный мужчина хочет свою красавицу жену.

Другой рукой он нежно погладил ее по щеке. Оливия не отпрянула.

— Ты очень красива, — ласково проговорил он. — Я сильно виноват перед тобой. Прости меня, если сможешь.

— Ох, Гарри, я... — Оливия глубоко вздохнула, в замешательстве принимая его неожиданные и такие приятные ласки. — Я была совершенно раздавлена, — прошептала она.

Гарри придвинулся ближе и обнял ее за плечи.

— Знаю, моя дорогая девочка. Я жестоко тебя обидел и уже никогда не сумею загладить свою вину. Но, Оливия, прошу тебя, найди в своем сердце хоть каплю сочувствия и дай мне последний шанс! — В его голосе сквозили умоляющие нотки. — Клянусь тебе всем, что мне дорого: я тебя не подведу.

Оливия вдруг разрыдалась, уткнувшись лицом ему в грудь. Он крепко обхватил ее обеими руками и прижал к себе.

— Ты сильная, смелая и красивая девушка, Оливия. О лучшей жене нельзя и мечтать. Я знаю, как сильно мне повезло, и сделаю все, чтобы не потерять тебя.

— Ох, Гарри, я так сильно тебя любила! Но теперь я тебе не верю. Как знать? Возможно, ты говоришь все это только ради того, чтобы спасти свою собственную шкуру.

— Поверь мне, моя дорогая! — Он гладил ее волосы. — Ведь ты уже видела, что я не смог утаить от тебя правду.

Она криво усмехнулась:

— Это верно. Я прекрасно понимала, что между нами происходит странное, еще до того, как мы поженились.

— Ну, вот видишь? У меня всегда душа нараспашку! Оливия, не знаю, сколько я еще пробуду здесь перед отплытием на континент: в лучшем случае — пару месяцев, в худшем — несколько дней. Не хочу на тебя давить, но и оставить в таком состоянии тоже не могу. Мне невыносимо думать, что я разрушил твою жизнь. Даже если не вернусь с войны, тебе будет трудно довериться другому мужчине, потому что я так дурно с тобой обошелся.

Оливия оставила его слова без ответа. Она прекрасно поняла, что он имеет в виду.

— Даже если ты мне скажешь — сейчас или в ближайшие дни, — что никогда не сможешь меня простить, то, уезжая на войну, я хотя бы буду знать, что поступил правильно, открыв тебе правду. И что бы ты ни думала, знай: я действительно тебя люблю.

Теперь настал его черед плакать. Оливия опустила голову на колени, слушая, как он рыдает и жалуется на свое нежелание уезжать за границу.

— Да, я должен поддерживать в своих солдатах боевой дух и укреплять в них чувство товарищества, рассказывая армейские байки и анекдоты, но я прекрасно знаю, что такое война. Нет, я не боюсь умереть. Меня пугает осознание того, что это может случиться в любую секунду. Если повезет, смерть наступит мгновенно. Если нет, придется провести в агонии несколько дней. В любом случае от меня останется лишь еще одно имя на надгробном камне. Мне страшно, Оливия. Черт возьми, я так устал притворяться храбрым!

Когда Гарри успокоился, Оливия предложила вернуться к дюнам и перекусить. Миссис Дженкс положила в корзинку для пикника еще и бутылку вина, присланного с французских виноградников Адрианы. Гарри откупорил бутылку и протянул жене бокал.

— Только, пожалуйста, не надо пить за мое здоровье! Сейчас я отдал бы все, лишь бы у меня оказались плохое зрение, плоскостопие или астма. — Он улыбнулся. — Наверное, я жалкий трус.

— Вовсе нет, Гарри. Ты просто озвучил то, что остальные мужчины в твоем положении чувствуют, но держат при себе.

— Я люблю тебя, Оливия, — произнес он неподдельно искренним тоном. — Вот только можешь ли ты мне поверить?

Она долго молчала, внимательно вглядываясь в его глаза, и, к своему приятному удивлению, увидев в них правду, наконец, ответила:

— Да, Гарри, могу.

Глава 24

Саутуолд

Я смотрю на снежинки за стеклом, которые летят с неба и кружатся в воздухе, подобно пухленьким падшим ангелам. Из-за снега на крыльце дома Элси то и дело вспыхивают лампочки охранной сигнализации, и подсвеченные белые крупные хлопья превращаются в сказочную декорацию к истории, которую рассказывает мне пожилая женщина.

Пока эта история почти не имеет ко мне отношения, и я не улавливаю в ней ничего важного, однако она почему-то меня успокаивает. Слушая, как другие люди, в том числе моя бабушка, боялись потерять своих близких и какую сложную жизнь они вели в стенах Уортон-Парка, я понимаю, что страдания выпали не только на мою долю.

Возможно, разница в том, что со мной все случилось внезапно. У меня не было задушевного разговора на продуваемом ветрами пляже, и я не успела сказать им о своей любви, не успела попрощаться...

Беда пришла неожиданно. Я не была к ней готова. В отличие от женщин, которые проводили своих мужей на войну, а потом утешали и поддерживали друг друга, я чувствую себя совершенно одинокой: мне не к кому обратиться за сочувствием.