Валентина Седлова - Разведены и непредсказуемы Страница 49

– Ой, темно, как в преисподней!

– Ага, кому-то из постояльцев неймется: только придут мастера из ЖЭКа и свежие лампочки вкрутят, так обязательно жильцы или разобьют их, или сопрут. Не понимаю я этих товарищей, хоть ты тресни! Сами же себе хуже делают!

– И как ты ключом в замочную скважину попадешь? Ни зги ж не видно!

– А у меня специально на этот случай есть один артефакт! Так, ага, а вот и он!

Достав из кармана, Ника включила маленький светодиодный фонарик-брелок, продемонстрировала его Никите.

– Надо же, такая кроха, а светит очень даже прилично! — одобрил он «артефакт». — Надо будет и мне чем-нибудь подобным обзавестись: места почти не занимает, а пользы от него много.

– Бери этот! Дарю!

– Ну что ты! — замахал руками Никита. — Вот еще глупости: тебя без любимой игрушки оставлю!

– Никогда не спорь с женщиной! — назидательно заметила Ника и для верности погрозила пальцем. — Сказано — подарок, значит, бери!

– Спасибо! — расплылся в улыбке Никита. — Я его тогда на ключи от машины повешу, а то все никак не удосужусь брелком обзавестись, так и таскаю в кармане, как есть.

– Ну вот видишь, а ты еще сопротивлялся!.. Хотя предыдущие сутки выдались весьма нервными и изматывающими, влюбленной паре это нисколько не помешало, и вот уже вторую ночь кряду они, усталые и счастливые, засыпали под самый рассвет, когда за окнами вставало солнце нового дня. 

Хотя на работу они поехали каждый на своей машине, в редакцию они вновь зашли вместе, да еще и рука под руку. Хорошо хоть не опоздали, как вчера, по крайней мере пятнадцать минут для начальства — это не опоздание, а так, задержка.

Раечка отчего-то смерила ее откровенно недружелюбным взглядом, а затем, нарочито игнорируя Нику, обратилась к главному редактору, расплывшись в широкой улыбке:

– Никита Егорович, а у нас как раз чайничек вскипел. Вам как обычно, чай без сахара, но с печеньем?..

– Два: один с сахаром, один без, и печенье, разумеется! — Никита тут же понял, в чем дело, и не колеблясь ринулся на защиту своей возлюбленной.

В ответ на это Раиса лишь одарила их обоих еще одной фальшивой улыбкой и поплелась к диспенсеру, временно признавая свое поражение.

Ника лишь тихо вздохнула. Ну вот, теперь ей точно можно не рассчитывать на понимание в родном коллективе. Еще бы — поступилась принципами клуба разведенок, да еще и сошлась не с кем-нибудь, а с самим шефом. Правда, она далеко не первая ослушница, скорее уж одна из последних, но все равно: был бы повод, а осуждение не замедлит себя ждать.

Хотя вот что странно: с чего это Раечка столь увлеченно под Аникушина прогибается? Или пресмыкательство перед начальством у нее в крови? Но тогда неувязочка получается: она, Ника, сейчас не просто рядовой журналист, а официальный заместитель главного редактора. А Раечка ее таким взглядом одарила, прямо будто Ника у той зарплату за полгода вперед отняла. Чудеса, да и только!

Ника, чувствуя спиной злой взгляд Раечки, проследовала за Никитой в кабинет, гадая, где же она перешла дорогу этой бабе.

– Что это с ней? — вполголоса поинтересовался Никита. — Никак, не с той ноги встала?

– Видимо, — вздохнула Ника. — А скорее всего убедилась, что между мной и тобой что-то есть. Значит, еще одна отступница в клубе объявилась, ату ее! Меня то есть.

– Ты думаешь? — с сомнением протянул Никита. — В вашем клубе, кроме самой Раисы да Зинаиды, и не осталось никого, так с чего бы это вдруг она на тебя окрысилась?

– Не знаю. Еще вчера вроде все нормально было, хотя еще тогда имеющий глаза сразу бы понял, что мы близки. Может, она просто тормоз? Вчера не догадалась или не обратила внимания, а сегодня до нее наконец-то дошло, что произошло. Вот и бесится…

– Сумасшедший дом, да и только! Ну какое дело этой бабе до нас? Честное слово, еще парочка таких вот выступлений, о премии может и не мечтать! Не понимает по-хорошему, будем с ней по-плохому разговаривать, учить офисному политесу…

Дверь распахнулась, вошла Раечка, но отчего-то без подноса. Никита и Ника вопросительно посмотрели на нее.

– Там… в общем, к нам пришли.

– Кто?

– Да милиционеры, те, что вчера были. Говорят, хотят видеть всю редакцию.

– Ну раз так, то грех отрываться от коллектива, — сказал Никита, поднимаясь с кресла.

Ясенцов и Воропаев смотрели на журналистов так, словно подозревали их во всех смертных грехах, вместе взятых. От их вчерашней покровительственной благожелательности не осталось и следа. Ника и Никита удивленно переглянулись: ну что еще им здесь надо?

– Екатерина Семеновна Одинец — ваша коллега? — начал Ясенцов.

– Да, — подтвердил Никита. — Это наша верстальщица.

– У нее были враги?

– Да что случилось-то? — вклинилась Люба. — И где она сама?

– В морге, — ответил Ясенцов. — Вчера вечером кто-то застрелил Екатерину Семеновну. Соседи слышали выстрел, но, к сожалению, не смогли толком разглядеть преступника.

Кто-то ойкнул, Маша от избытка чувств подтянула к себе стул и села. Ника схватилась за руку Аникушина, и тот крепко сжал ее ладонь, призывая держаться.

– Как пить дать, это ее бывший муженек постарался! — заявила Люба. — Вот и Раечка может подтвердить, что он сюда звонил, угрожал ей. Да что там, мы все это слышали!

– Вы слышали, что он ей говорил? — осведомился Воропаев.

– Ну, — на мгновение стушевалась Люба, — его-то самого, понятное дело, нет, а вот что она ему отвечала, да это при всем желании не услышать было невозможно. На всю редакцию орала, мол, если он к ней сунется, она за себя не отвечает. Он же уголовник, убийца! Родную мать порешил! А Катька его, пока он сидел, без жилплощади оставила. Думала, что он ее не найдет, ан нет: смог-таки, паразит окаянный! Досрочно вышел и первым делом принялся ее разыскивать. Да когда он позвонил, на ней, голубушке, лица не было! Ровно привидение узрела!

– Это действительно так? — обратился Ясенцов к редакции.

Все дружно закивали головами.

– И как давно он объявился? — поинтересовался у Любы Ясенцов.

– Да недели не прошло! — с готовностью отозвалась та. — Катька жалела страшно, что не догадалась заодно и фамилию поменять, тогда бы хрен он ее вычислил.

Уже без былой подозрительности в голосе и взгляде Ясенцов спросил, скорее для проформы:

– А какой она вообще была? Ну, в смысле, как себя вела в коллективе? Со всеми ладила или…

Не успел он договорить, как Люба с триумфом сообщила:

– Ну она нахалка, конечно, была, да и держалась особняком, на кривой козе не подъехать, но из наших только со Стеллой ругалась, царствие ей Божье.