Наталья Нестерова - Укус змеи (сборник) Страница 49

Голосуя, он остановил три машины. Во всех как на подбор сидели лица восточных национальностей и, когда слышали про расчет после прогона в неближние концы Москвы, мотали головой. Автомобили у бомбил были затрапезными — «Жигули»-ветераны.

Хлопнув с излишней досадой ржавой дверью последнего «жигуля», Николай решил поехать к родителям общественным транспортом. На автобус и метро у него хватит. Вот и остановка. Читаем: три маршрута оканчиваются у станции метро. Годится.

На остановке, стеклянном Г-образном сооружении с крышей, на лавке сидела немолодая женщина. Аборигенка? Тогда есть надежда, что автобус придет.

Николай ходил взад и вперед, нервничая. У него не было спичек. Зажигалка осталась в… Не думать, не вспоминать! Попросить огонька у прохожих, которые, как назло, были редки и сплошь некурящи…

Все одно к одному! Даже сигаретами, из-за которых все случилось, не насладиться. Николай ненавидел просить: об услуге, о помощи, даже жену о стакане воды, когда болел. Занимать деньги — вообще нож острый. Прежде чем клянчить о чем-то, надо настроиться на просительный лад. Этого Николай не умел органически, не получалось совершенно: вместо смиренного подобострастия наружу выплескивалась хмурая злость. В милиции Николай едва сдерживался, чтобы не взорваться. Сейчас его бесила необходимость останавливать прохожих с вопросом: «Огонька не найдется?» Хотя этот вопрос среди курящих самый заурядный. Николай никогда не подавал нищим, потому что, с его точки зрения, попрошайки — моральные уроды, нравственные извращенцы. Нормальному человеку проще руку отгрызть, чем протянуть ее за милостыней.

На остановку впорхнула молоденькая девица. Юбка на ней не юбка, а набедренная повязка, майка — с вырезом, который едва прикрывает весенние грудки и не дотягивает до пояса, демонстрируя волнующее углубление вокруг пупка. О чем они думают, одеваясь так? Кого рассчитывают восхитить в двенадцать ночи? Если его, Николая, дочь вздумает одеваться подобным образом, он ей покажет… Что покажет? Как объяснить несмышленой дурехе, какие чувства будят в мужиках (разных, всяких, в старых развратниках в том числе) эти ее соски под майкой, пупок голый и ножки от ушей?

Что и требовалось доказать! Вслед за девицей нарисовался парень, к подвигам явно готовый.

Николай отвернулся, скрежеща зубами. Дальнейший диалог он только слышал.

— Девушка, а девушка! Как вас зовут?

— Не ваше дело!

— Девушка, а девушка, почему вы такая строгая?

— Не приставайте ко мне!

— Девушка, а девушка! Вы мне ужасно нравитесь.

— Идите к черту!

По смешливой интонации, с которой девица отшивала приставальщика, было понятно, что заигрывания ей приятны. У Николая в этом не оставалось сомнений. В отличие от тетки, которая сидела на лавке.

Она встала и принялась наводить порядок:

— Молодой человек! Оставьте девушку в покое!

— Не в силах! — издевательски воскликнул парень. — Она мне нравится, нравится, нравится, — на мотив какой-то песни.

— Уйди, противный! — с театральной манерностью воскликнула девушка.

— Уйти? Никогда! Я тебя съем! Ам-ам! По кусочкам. Никуда от меня не денешься!

— Что же это творится? — паниковала тетка.

Подбежала к Николаю:

— Как вам не стыдно? На ваших глазах! А вы отворачиваетесь!

Николай развернулся.

Парень гладил девушку по заду:

— Ах, какая попка! Какая аппетитная попка!

Девушка вихляла бедрами, якобы уворачиваясь.

— Он ее изнасилует! — блажила тетка.

— Много-много раз, — подтвердил парень.

В другой ситуации Николай эту молодежную игру оставил бы без внимания. Но тут была тетка — хранительница нравов, были мысли о собственной дочери и колоссальный неизрасходованный запас гнева.

Николай схватил парня за грудки, отставил в сторону, поближе к газону. И врезал! Николай в юности боксом занимался. Апперкот получился классически чистым — парень свалился на замусоренный газон, отключился.

— Ух-х! — шумно выдохнул Николай, чувствуя, как внутреннее перенапряжение спадает и переходит в нормальное напряжение.

Саднили костяшки пальцев, но это была приятная боль. Затычку из ванны вытащили, ружье выстрелило нормально, временное помешательство отменяется.

— Бандит! Сволочь! — вдруг заверещала девица и принялась хлестать по Николаю своей сумочкой. — Что ты с Витей сделал? Мы же играли! Это мой жених, сегодня заявление подали…

Прекратив лупить по Николаю, она упала на колени возле жениха, схватила его голову:

— Витенька, Витенька? Ты живой? Очнись, любимый!

Подъехал полупустой автобус: распахнул двери, закрыл двери — как выполнил нудный, но необходимый ритуал. Уехал.

— Они играли, — сказал Николай тетке. — Детки забавлялись. Вы довольны?

При ближайшем рассмотрении тетка оказалась не теткой, а ровесницей Николая, лет тридцати с хвостиком. Симпатичная, одинокая. Женская одинокость угадывается безошибочно. Незамужние дамы бывают двух типов. Одни — с охотничьим выражением лица, другие — с запуганным.

— Вы его убили? — со страхом прошептала женщина, яркий представитель второго типа.

Чем Николаю нравились женщины? «Нравились» — в кавычках. Мама, жена, дочь и прочие — сопутствующие, вроде коллег и начальниц. Измором они тебя берут, приступами истерическими они тебя изводят, но когда ты, против воли своей, их требование выполняешь, оказывается, что новые вводные появились, ты снова под их дудку плясать обязан. Женщины — это нескончаемый поток претензий.

— Вам опять что-то не нравится? — с вызовом ответил Николай вопросом на вопрос.

— Да, то есть нет, то есть да… нет, — бормотала женщина.

Ее страх почти развеселил Николая:

— «Да» и «нет» не говорите, красного и черного не называйте. У вас случайно зажигалки нет?

— Что? — Ее испуг усилился, и теперь она смотрела на Николая как на бешеную собаку, которую опасно дразнить. — Нет, я не курю.

— Похвально и полезно для здоровья, как утверждает Минздрав.

— А если вы его убили? — повторила женщина, показывая на парня.

— Не убил. Аккуратно на газон уложил, не на асфальт. Скоро очнется.

Будто услышав слова Николая, парень застонал, открыл глаза. Его полуголая невеста, у которой набедренная повязка превратилась вовсе уж в пояс на талии, а футболка — в смятый лифчик, приговаривала с нормальной женской сострадательностью:

— Витенька, тебе больно? Витенька, ты можешь встать? Витенька, может, «скорую»?

Витенька навел взгляд на Николая:

— Гад!

«Хороший парень, не дрейфит», — мысленно отметил Николай и сказал вслух: