Ирвин Уэлш - Три истории о любви и химии (сборник) Страница 5

– Увы, нет, лишь показалось. – Перки был явно разочарован.

– Ну, я уверен, шшто ты найдешь, шшто тебе нуззно. А как наш Ангелочек себя чувствует?

– Ей уже намного лучше.

– Она попала в надежное место. Я зайду к ней сегодня – еду в Губбинса на встречу спонсоров.

– Да-да, я просто вижу, как дело идет на лад, – улыбнулся Перки, снова заметно оживляясь. – Она даже думает о продолжении романа.

– Да, это много значит.

– А эта сестра, которая за ней присматривает… маленькая шотландка… она на нее хорошо влияет. Премиленькая штучка. Я даже, не поверишь, искал здесь подобие…

– Есть что-нибудь стоящее?

– Есть тут кое-что новенькое; Берти сказал, что только вчера привезли из Гамбурга, но это все вот там. – Перкс повел Фредди к одному из стеллажей.

Фредди взял наугад журнал, пролистал содержимое:

– Неплоха, саавсем неплоха. Я тут купил как-то крутой фистинговый журнальчик. Как это девочки-мальчики кулачки засовывают в свои жопки – не представляю. Я бы точно обосрался, если бы по-большому пару дней не ходил!

– Думаю, их пичкают этими мышечными релаксантами, – просветил его Перкс.

Это предположение явно заинтересовало Фредди.

– Мышечные релаксанты… ммм… они ведь должны легко дырочку открывать, а?

– Да, это самый эффективный способ. Почитай-ка об этом. Ты сам-то не думаешь попробовать? – рассмеялся Перки.

Фредди осклабился на Перки, и тот содрогнулся от резкого запаха изо рта телезвезды.

– Я ничаво никагда не исключаю, дружище Перки, ты меня знаешь.

Похлопав приятеля по спине, знаменитость забрал свой пакет, вышел из магазина и снова принялся ловить такси. Он ехал навестить Ребекку Наварро, женщину, которой он, как и все ее знакомые, бесстыдно льстил. Это он, играючи и к ее вящему удовольствию, дал ей прозвище Ангелок. И после свидания с Ребеккой он собирался навестить еще пару друзей, о которых большинство людей сказали бы, что они «покинули нас», но не Фредди, от него далеко не уйдешь, для Фредди они как раз то, что нужно.

За день до того, как жизнь его изменилась, Глен упрашивал своего приятеля Мартина:

– Ну слушай, давай попробуем. У меня хорошие колеса, «плейбои» из Амстердама. Это самые сильные.

– Вот-вот, – ухмыльнулся Мартин, – и ты потратишь их на этот дерьмовый джангл. Я не собираюсь на эту фигню, Глен, я просто не могу плясать под джангл.

– Ну слушай, Мартин, ради меня. Давай попробуем.

– Ради тебя? А что это ты так рвешься именно в этот клуб? И Кит, и Кэрол, и Эдди – все идут в «Сейбрасоник», а потом в «Министри».

– Понимаешь, хаус – сейчас самое продвинутое в музыке, а джангл – самое продвинутое в хаусе. Музыка должна удивлять, а иначе становится общим местом, как кантри-энд-вестерн, как то, что стало с рок-н-роллом. Джангл – это музыка, которая способна удивлять. Она на самой передовой. Мы просто обязаны попробовать, – умоляя, произнес Глен.

Мартин взглянул на него с любопытством:

– Там точно будет кто-то, кого ты хочешь встретить… кто-то из больницы туда ходит… уверен, что одна из медсестер!

Глен пожал плечами и улыбнулся:

– Ну… да… но…

– Ну вот и отлично. Хочешь бегать за девками, будем бегать за девками. Я на этот счет… сам знаешь. Но не грузи меня своей «передовой».

Они подъехали к клубу, и сердце Глена съежилось при виде очереди перед дверью. Мартин подошел прямо к входу и заговорил с одним из охранников. Повернувшись, он неистовыми жестами стал подзывать Глена. Они зашли внутрь – очередь провожала Глена и Мартина приглушенными стонами зависти. Сперва Глен боялся, что они не попадут на вечеринку. Теперь, когда благодаря стараниям Мартина они были внутри, он с ужасом думал, что Лоррейн застрянет снаружи.

В клубе они сразу же направились в чилаут. Мартин сбегал в бар и купил две газировки. Было темно, и Глен вытащил пакетик из трусов. В пакетике было четыре таблетки с отштампованными изображениями плейбоевского кролика. Они закатили по колесу каждый, запив минералкой.

Минут через десять таблетка начала приходить, и, как с Гленом всегда бывало, он почувствовал неприятное ощущение сухости, на грани икоты. Ни он, ни Мартин нисколько не обеспокоились; Глен вообще плохо переносил колеса.

Три девчонки присели рядом, и Мартин тут же начал с ними болтать. А Глен так же быстро свалил на танцпол. Колеса были и вправду хороши, но если ты не шел сразу же плясать, то легко мог проболтать всю ночь в чилауте. Глен пришел сюда плясать.

Глен обошел заполненный людьми танцпол и почти сразу наткнулся на Лоррейн с подругой. Он начал танцевать на безопасном расстоянии. Глен узнавал музыку – «Murder Dem» от Ninjaman переходила в «G Spot» Уэйна Маршалла.

Лоррейн с Ивонн танцевали, танцевали с упоением. Глен наблюдал за ними. Лоррейн отключила весь мир вокруг, сосредоточившись на Ивонн, глядя только на нее. «Боже, мне бы хоть долю такого внимания», – подумалось Глену. Ивонн, напротив, была не настолько поглощена подругой, отвлекаясь на происходящее вокруг. Так все это видел Глен. Таблетка начинала действовать, и музыка, к которой он когда-то испытывал неприязнь, проникала в него со всех сторон, волнами пронизывала его тело, порождая в нем эмоции. Раньше джангл казался ему дерганым и несвязным, сбивал с толку и раздражал, сейчас он начинал жить в его ритме, и его тело раскачивалось и плыло вслед за ревом басов и рваным рисунком ударных. В нем поднималась радость любви ко всему хорошему, при этом он продолжал видеть все гадости жизни в Британии; более того, этот урбанистичный блюзовый ритм двадцатого века оттенял их, позволяя рассмотреть еще отчетливей. Ему не стало страшно или плохо: он четко знал, что нужно делать, чтобы уйти, избавиться от дурного. Ответ был прост: танцевать; он чувствовал, что должен танцевать, танцевать в полную силу. Это единственный путь. Ты обязан показать, что еще жив. Политические лозунги и выступления ничего не значат; ты должен праздновать радость жизни, чтобы показать всей этой серой силе и мертвым духам, которые заправляют всем, засирают тебе мозги и умертвляют, пока ты сам не становишься одним из них. Ты должен показать им, что, несмотря на все их попытки сделать из тебя такого же, превратить тебя в мертвеца, ты все еще жив. Глен понимал, что это не решение проблемы и, когда ты остановишься, все останется по-прежнему, но в данный момент он был на лучшей вечеринке в городе. Именно на такой, на какой хотел быть.

Глен посмотрел на Лоррейн и ее подругу. Он сам не замечал, что танцует как безумный, и только взглянув на девчонок, понял. Здесь не было выпендрежа, здесь всех охватило настоящее исступление. Это был не танец – слово не подходило. И здесь были они: Лоррейн и ее подруга Ивонн. Богиня Лоррейн. И богиня умножилась. Она уже была не одна – просто Лоррейн с подругой, когда он впервые заметил их. Теперь это были Лоррейн и Ивонн, захваченные безумной счастливейшей эмоцией танца, изначальная космическая скорость которого замедлялась до почти полной неподвижности под напором мигающих стробов и рваного брейк-битового ритма. Лоррейн и Ивонн. Ивонн и Лоррейн.

Единый оглушительный вопль поднялся из толпы, музыка достигла кульминации и сменила темп, постепенно входя в следующую тему. Обе девушки в изнеможении упали друг другу в объятия. В этот момент Глен почувствовал: что-то разладилось в языке их тел. Лоррейн и Ивонн целовались, и вдруг Ивонн начала сопротивляться и вырываться. Все происходило очень медленно в свете стробов. Казалось, что-то внутри у нее не выдержало и сломалось, что она переступила границу своей эмоциональной эластичности. Она вырвалась из их симбиотического объятия с рывком, который не смогли сгладить вспышки стробов, и застыла в неестественной позе. Лоррейн, казалось, взглянула на нее с изумленным презрением, затем перестала ее замечать.

Ивонн ушла с танцпола и направилась к бару. Глен смотрел на уходящую Ивонн, потом на Лоррейн. Лоррейн. Ивонн. Он пошел за Ивонн. Она стояла у стойки бара и пила воду. Этой ночью, которая изменила его жизнь, он дотронулся до ее плеча:

– Ивонн?

– Да… – медленно ответила Ивонн. – А ты Глен, да? Из больницы.

– Да-да, – улыбнулся Глен.

Она была прекрасна. Именно Ивонн. Ивонн и есть та единственная. Ивонн, Ивонн, Ивонн.

– А я не думала, что ты этим увлекаешься, – с улыбкой сказала она.

Ему показалось, будто она своими крупными белыми зубами вгрызается в его грудь и прокусывает дыру прямо в сердце. «Она охуенно красива, – решил про себя Глен. – За такую можно умереть».

– А, да, – ответил Глен, – конечно да.

– Тебе хорошо? – спросила Ивонн.

«Он просто красавец, – подумала она. Охуенный мужик. И на меня серьезно запал, как раз вовремя».

– Лучше никогда не бывало, а тебе?

– Становится гораздо лучше, – улыбнулась Ивонн.

Жизнь Ивонн тоже изменилась этой ночью.

Лоррейн измеряла Ребекке температуру, когда к ее знаменитой пациентке вошел ее не менее знаменитый посетитель.