Мими Каррера - Двенадцать Страница 5

Что ни говори, мать у меня видная женщина. Младше отца на десять лет. У нее от природы белокурые волосы, светлые глаза, великолепная фигура, за которой она тщательно следила. Вкус в одежде тоже имелся. Он у нее врожденный. Видимо, мне он передался от нее. Только пользовалась я им, вкусом, когда мне стукнуло восемнадцать, а моя любовь к Сергею самая что ни на есть – настоящая, в двенадцать лет. Это было не просто физическое влечение, нет. В первую очередь – это влечение души к душе, – самой красивой, сильной и независимой.

У каждой женщины есть в жизни мужчина, за которого не просто можно умереть, а хочется умирать. А может, и не у каждой он есть. У моей мамы он был, – это мой отец. Только она этого не оценила. А мой отец полюбил вновь. И его нынешняя жена, еще моложе моей матери. Разница у отца с Тамарой Васильевной пятнадцать лет, но они живут душа в душу. Отец доверил свое сердце еще раз, не боясь, что его могут снова втоптать в грязь. Он – сильный мужчина. И Сергей был чем-то на него похож. Но я полюбила его не за это, а… А разве любят за что-то? Любят просто. Любят душой… сердцем… любят и все.

– Ну, готова, маленькая? – Сергей сел передо мной на корточки и щелкнул указательным пальцем по кончику носа. Он часто так делал: щелкал по носу или просто целовал в нос. Когда я была маленькой, ему нравилось смотреть на меня снизу вверх, часто садясь передо мной на корточки. Он делал это для того, что бы я чувствовала себя высокой. Не в росте, а в  подрастающей личности.

– Готова.

– Тогда, идем? – Сергей поднялся на ноги и протянул ладонь, в которую я вложила свою.

Выйдя из больницы, Лир сорвался с места и кинулся ко мне. Как же он подрос!

Я попыталась поднять его на руки, но для меня он был тяжел. Вертелся вокруг ног, прыгал, лаял. Какой же он хороший! Как можно было выбросить такое чудо на улицу? 

Я очень часто вспоминала тот момент, когда Лир оказался выброшенным на улицу любовником мамы. Мой песик сидел на мокром асфальте и впитывал грязь в свою белую шерстку, которая вмиг стала запачканной слякотью и холодными каплями дождя. В ту ночь разгуливал ледяной ветер, пронизывающий до костей, каждый раз, толкающий в спину все с новой и новой силой. А Лир сидел и не сопротивлялся.

Интересно, что думают животные в такой момент, когда их выбрасывают, как ненужный мусор? Ненавидят? Нет. Они продолжает любить своего хозяина, хоть и бывшего. У них всегда добрые и доверчивые глаза, которые смотрят тебе в рот и ловят каждое слово; смотрят в глаза и встречаются с твоим взглядом – улыбаются. Только тот, кто любит животных, замечает такое. И не прав тот, кто говорит, что животные не умеют улыбаться. Умеют. И любить умеют, и жалеть, и просто быть рядом. Всегда. Безвозмездно.

– Соскучился по тебе! – Сергей погладил Лира за ухом.

– Я тоже соскучилась, – прошептала Лиру, глядя в глаза. Он медленно моргнул в ответ. Мой Лир, мой любимый Лир!

Немного покатавшись по городу, мы поехали домой. Сергей с родителями планировали оставить меня у себя, пока не приедет мой отец. Евгений Николаевич так и сказал:

– Машенька, до возвращения папы поживешь пока у нас. И когда он будет снова уходить в плаванье, будешь жить у нас.

– А… мама? – Я видела, как у Сергея заходили желваки на скулах. Он никогда не уважал мою мать и вообще женщиной ее не считал.

Как-то раз, когда я была старше, он сказал, что называть себя настоящей женщиной может та, у которой есть любящий ее мужчина, и которого любит она. Любит не словесно или телесно, духовно. Это глубокая связь, которая трансформируется в нить, опутывающая обоих.

Я тогда запомнила это, а позже, поняла: настоящей женщиной я стала рядом с ним.

– Я думаю, она не будет против, – сдержано ответил Сергей, и далее мы ехали молча.

Но моя мать оказалась против.

– Что вы себе позволяете? Это мой ребенок, и жить она будет в моем доме! Я вызову милицию!!!

– Марина, по-моему, уже давно стало понятно, что времени у тебя на свою дочь нет…

– Не тебе судить, Орлова!

 Моя мать завидела подъезжающую машину Евгения Николаевича к дому и, мгновенно выпорхнула на крыльцо. Ее поведение удивило всех. Она никогда не заботилась обо мне. Так и не став настоящей матерью, она играла в нее при моем отце. Но долго играть эту роль она не могла.

– Я хочу к Сереженьке, – Я протянула детские ручки к Сергею, и он уже готов был взять меня на руки, как мать больно отдернула меня. Я споткнулась, и чуть не упала.

– Ей больно! – Слова Сергея были сказаны очень громко, на момент, оглушив писк матери.

– Она больше не будет ходить к вам в гости! Это моя дочь и будет слушаться меня! – Она потащила меня к дому, а я начала плакать.

***

– Сергей, стой! – Орлов-старший схватил сына за плечо, но тот вырвался и пошел за нами. – Успокойся! – Евгений Николаевич стал на пути Сергея и перегородил ему путь.

– Успокоиться? Как с такой стервой можно успокоиться?!

– Мы сейчас ничего не можем сделать.

– Можем! Мы можем вызвать милицию! Мы, а не она!

– И что мы скажем милиции? Что Марина несостоявшаяся мать? Что она обижает ребенка? Чем докажешь это? Вот приедет Валентин, тогда поговорим с ним. А сейчас, идем домой. Если что – мы рядом.

– Я никуда не пойду!

– Будешь сидеть здесь? На ступеньках ее дома?

– Да!

Евгений Николаевич ничего не ответил. Он засунул руки в карманы брюк и смотрел в сторону, где стояла Людмила Андреевна и обнимала себя. Пытаясь согреться. На улице было морозно, хоть еще и не наступила зима, но люди кутались в теплые куртки и шарфы.

– Смотри, Сергей, пройдет время, она вырастет и повзрослеет. «Повзрослеют» и чувства. Как бы эти чувства не перетекли в другое русло.

– Отец, о чем ты говоришь?! Какое русло? Не говори глупости.

– Это не глупости. Потом поговорим.

– Когда потом?

Евгений Орлов направился с женой к своему дому, но остановился и обернулся на вопрос сына.

– Через года, сынок. Через года.

***

Я видела Сергея за окном. Как он ходил по нашему дворику, опустив голову, грея руки в карманах теплой куртки. Я смотрела на него, сидя на подоконнике. Было так грустно и одиноко.

Прошло три дня, как я была дома. Правда, это больше походило на заточение. Мать меня не пускала к Орловым, но и не лезла в душу. Она вообще на меня не обращала внимание. А сегодня я заметила, что она принаряжается. Значит, скоро придет к ней «гость». От этого стало противно. Захотелось не то что убежать, а испариться. Но, увы, это было невозможно.

– Иди к себе в комнату и не высовывайся оттуда, – сказала мать и я сразу же ушла к себе, поднимаясь по лестнице.