Галия Мавлютова - Нежное имя мечты Страница 5

– Инесса? – спросил невзрачный щуплый человечек, опершийся на истертые временем и тленом лестничные перила Дома творчества.

– Витя? – в свою очередь вопросила я, хотя можно было и не вопрошать, это был именно Витя Лупенков, вылупившийся на моих глазах из тьмы, как цыпленок из яйца.

– Я-а, – самодовольно выдохнул Лупенков и протянул мне руку. Я нерешительно пожала кончики костлявых пальцев с обломанными ногтями.

– А я – Инесса Веткина, – сказала я и добавила зачем-то: – Я от Мишки Рогачева.

– Знаю-знаю, – загадочным тоном прошептал Лупенков.

Витя сморщил крохотное личико, и оно незамедлительно превратилось в фигу, которая сухофрукт. Мне сильно расхотелось работать по его рекомендации. Но в памяти всплыл котенок, и я сомкнула губы в плотный замок. Я хочу-хочу-хочу-хочу и еще раз хочу работать в этом знаменитом Доме творчества. Очень хороший дом, добротный, лестница тут красивая, истертая, но не до самого основания, можно спокойно преодолевать ступени без риска для жизни.

– Витя, Миша сказал, что вы можете помочь мне, – я выговаривала слова старательно, по-девчоночьи, чтобы не расцепить губы. Еще ни разу в жизни я ни с кем так не разговаривала. Губы плотно сжаты, слова выходят гладкие, ровные, как морская галька.

– Правильно Миша сказал, – Витя выправил лицо, разгладил, и оно стало похоже на чайное блюдце. – Идем со мной, Инесса.

– Куда? – испугалась я. – Куда мы пойдем, зачем, почему?

Замок разжался, слова полетали из меня, как пули. Получилась отличная автоматная очередь.

– У нас здесь есть один институт, коммерческий, что-то вроде секты, они религиозные обряды изучают, у них освободилось место. Вакансия висит уже месяц. Подходящего человека не было. Идем, я тебя познакомлю с исполнительным директором. – Витя тяжело пошел впереди меня. Несмотря на малый вес, Лупенков шел с трудом, как неповоротливый слон, страдающий ожирением.

– А почему они месяц не могут найти сотрудника, что, никто не хочет у них работать? – спросила я, стараясь не вырываться вперед, чтобы идти ровно след в след.

– Нужен свой человек, понимаешь, Инесса, они чужим не доверяют, – заговорщически прошептал Витя и чуть не полетел с лестницы, видимо, споткнулся.

– Ой, не могу, – я остановилась, схватилась за поручни лестницы.

Проклятый Рогачев, подсунул мне этого Лупенкова. Я не хочу вливаться в тайную организацию, мне моих страданий достаточно.

– Что «ой», «ой», «ой», – передразнил меня Витя, продолжая трудное восхождение по стертым ступеням Дома творчества. – Отличное место. Главное, ничего делать не надо, сиди себе, собирай бабло в мешочек и не рви нервы. Думаешь, они голодают, эти коммерческие институты? Нет, они не голодают. Или они покушать не любят? Они очень любят покушать.

Витя разговаривал сам с собой. Сам себя спрашивал, сам себе отвечал. Мне пришлось возобновить прерванное восхождение. Я тихо двинулась вслед за Лупенковым. Я представила себе лоснящиеся физиономии членов тайной секты, вот они вкушают освежеванного барашка, запивает жирное мясо полными бокалами «Мукузани» и пива. Но вообще-то сектантам, наверное, запрещено выпивать во время рабочего дня. Они, видимо, ждут не дождутся вечерних сумерек, затем наглухо зашторивают окна и вволю предаются чревоугодию, поедая обильную и жирную пищу, запивая ее «Мукузани», соляной кислотой или еще чем-нибудь. Но в этом месте Витя прервал течение моих крамольных мыслей.

– За место – бабло положено, – прошипел Лупенков, вмиг превратившись в скрягу-карлика.

Когтистый взгляд, скрюченные руки, обломанные ногти. Господи, как я хочу обратно в родную «Планету», ну хоть бы одним глазком взглянуть.

– Но у меня нет с собой денег, – возразила я, надеясь, что со временем Витя одумается, пожалеет одинокую девушку и не возьмет плату за устройство на работу. Ведь мы направляемся, между прочим, не куда-нибудь, а в религиозную секту.

– Ладно, – миролюбиво сказал Витя, – потом догонишь бабло. Вот, мы уже пришли.

Лупенков толкнул мохнатую от пыли дверь. Мы очутились в тесной комнатке, заставленной от пола до потолка огромными картонными коробками. Наверное, в этих коробках хранятся секретные материалы. Подписанты всех мастей уложены в тесные ряды, прямо друг на друга. Их адреса, явки и номера телефонов. Иногда кто-то невзрачный собирает подписи на Невском в пользу невинно загубленных душ. Даже ко мне однажды пристали, но я в ту минуту гналась за ускользающим, как угорь, бесценным клиентом и поэтому отказалась подписывать протест в защиту обездоленных.

– Это мы! – громогласно заявил Лупенков. Между коробками возникла молодая особа – полная, румяная, с пышными формами. Статная девушка. Ничего от сектантки в ней не было, сплошной грех налицо.

– Ой, Витя, приве-е-ет, я рада тебя видеть, проходи, – ласково пропела статная барышня и исчезла в коробочном лесу.

Мы с трудом продрались сквозь завалы и барьеры и оказались возле большого письменного стола. На столе глыбами громоздились папки; много папок – толстых, тонких, разноцветных. Мне стало скучно. Где же здесь работать? Даже компьютера нет. Тайные сектанты контактируют со всем миром посредством голубиной почты? Не доверяют Интернету?

– Это – Инесса, – галантно произнес Витя и даже мою руку слегка поддернул, дескать, стой, как надо, не ломайся. Хорошо еще, что не ущипнул.

– А я – А-аксинья, – пропела розовощекая девушка.

– Это хорошо, – сказала я и задумалась, а если бы моя мама назвала меня Аксиньей? Что было бы?

Аксинья Веткина. Аксинья и Сергей. Ф-ф-у-у… Моя мама все-таки очень умная женщина. Зря я на нее иногда обижаюсь.

– А что хорошо? – в один голос спросили Аксинья и Витя. Оба уставились на меня, будто я сказала что-то непотребное в присутствии малолетних детей.

– Хорошо, что вы – Аксинья, а я – Инесса. И у нас с вами есть Виктор, – я погладила Лупенкова по плечу. Витя нервно вздрогнул, видимо, не привык к женской ласке. Может, его подташнивает от женских поглаживаний. Кто знает. В чужую голову не заглянешь.

– Ксюша, Инесса – это та самая девушка, о которой я тебе уже говорил. Ей срочно нужна работа. Любая. За Инессу поручился сам Рогачев.

Быстро растут олигархи, размножаются с космической скоростью, как плесень в биологической лаборатории. Недавно Миша слыл бомжом, жил в Питере без прописки, был простым и хорошим парнем, очень душевным, мы с ним пиво дули напропалую, анекдоты травили, а теперь он стал называться Сам Рогачев. Нынешнее время вывело свою формулу, появилась приставка – Сам. Сам Рогачев. Сам Бобылев. Впечатляет. Как встарь – боярин Морозов, воевода Романов.