Данил Гурьянов - Глупая улитка Страница 5

— Какого спецрепортажа?

— Ну, о проститутках… Разве я не говорила?

«Наконец-то нашла свою тему», — подумал я.

— Это будет московский уровень! Съемка скрытой камерой! Разоблачения!.. Вау!

«Московский уровень, да?»

— Будь осторожна. А я позову Вадима, чтобы не скучать. Попьем пива.

— Позови. Но, по-моему, он говорил, что завтра будет занят.

«Да кто бы сомневался? Просто я хотел услышать это от тебя».

По пути на работу мне лезли в голову картины любовных ласк Вадима и Элеоноры. Это было красиво, но причиняло мне страдание.

Будучи на больничной территории, я пробрался к окну своего кабинета. Опоздал. Лопатина была уже внутри, кормила рыбок. Трясла она сегодня волосами под моим столом или нет? Как она ко мне относится?

Когда начался прием и она вышла к таблице, я увидел, что у нее из-под халата выглядывает то самое платье — со звездами. Меня это испугало. Она что-то задумала. Начала приводить свой замысел в исполнение.

Наступают со всех сторон…

Приближайтесь, приближайтесь… Я вас покидаю. Лопатину надо нейтрализовать, задобрить. Элеоноре и Вадиму — помешать.

Весь рабочий день я был занят своими мыслями, находил перерывы, чтобы выйти во дворик — строить планы мне лучше удается под шелест листвы.

Наконец можно было идти домой.

Но я не торопился. Лопатина, подойдя к вешалке, снимала халат, я сверлил ее спину взглядом. Она чувствовала это, пуговицы расстегивала неловко, нервно. В кабинете было тихо.

— Наташа, — я впервые произнес ее имя. Прозвучало резко, отрывисто. — У меня любовь к тебе.

Она дернулась и громко вобрала воздух, как от удара. Белый халат, взметнувшись, слетел с локтя и опустился на пол. Она быстро сплела руки на груди, будто сдерживала дрожь. Размашистые оранжевые звезды хороводами окрутили ее замершую фигурку.

Я смотрел на это, открыв рот.

Она будто дом, набитый комплексами под самую крышу. А внутри гуляют 220 вольт. Из окон как сорняк лезет огромная уродливая сентиментальность. Все безумно в своей заброшенности, безнадежно. Осталось только молнии врезаться сверху.

— Будь со мной целую ночь. Завтра. У меня на даче, — от волнения я поднялся из-за стола. Как докладчик.

Она, наконец, решилась обернуться. Осторожно и нетерпеливо. В глазах — словно крик какой-то…

Опять отвернулась. Присела на мгновение, девочка-припевочка, чтобы поднять халат. Повесила его. Движения плавные, только размытого следа после себя не оставляют… Она взялась за ручку двери.

— Ты будешь со мной завтра или нет?! — закричал я, с силой бросив ручку для письма на стол. Та сломалась, выстрелила — стержнем и пружинкой в разные стороны.

— Буду, — еле слышно ответила она, нащупала своим взглядом мой, остановилась на нем.

Я с усилием порвал эту линию, отвернулся.

— Завтра в четыре часа около магазина «Горячий хлеб». Я подъеду на такси, — произнес с внезапной усталостью, без эмоций. Боковым зрением видел, что она продолжает смотреть на меня, словно прощупывала.

Мы не двигались. Повисло какое-то ожидание…

— До свидания, — отрывисто произнесла она и немедленно скрылась за дверью.

Я немного постоял, затем опустился на стул, отрешенно закинул голову назад. По потолку ползла маленькая желтая улитка. Я не успел даже удивиться, как она отлепилась и молниеносно врезалась мне промеж глаз.

— Тьфу ты, черт! — выкрикнул я, вскочив, как ужаленный.

После работы я отправился к Вадиму. Открыла его мать, мы давно не виделись, поэтому долго обменивались любезностями. Наконец она нас оставила, и я спросил у Вадима пять тысяч в долг.

— Долларов?

— Рублей.

— А! Без проблем. Что-то случилось?

— Да. Но пока не могу сказать.

Я постарался выглядеть так, будто подавлен, но пытаюсь это скрыть. Обещал вернуть деньги через пару недель, хотя даже не задумывался над этим.

Следующий день был субботой. Незаметно взяв ключи от дачи, которую теща практически подарила нам, я ушел, не предупредив плескавшуюся в ванной Элеонору. Из таксофона позвонил домой Вадиму, предполагая, что его в это время нет. К счастью, так и оказалось. Я попросил передать ему, чтобы он ждал меня в девять вечера, так как возникли серьезные осложнения. Его мать всполошилась, но я нервно ушел от ответов и бросил трубку. От удовлетворения не мог скрыть улыбку.

После этого отправился в универсам и купил два мешка дорогой еды и выпивки. Взял такси. На рынке выбрал пятнадцать огромных желтых хризантем. Пока шел к машине, все ели меня глазами. Поехали к условленному месту. Я сидел на переднем сидении, с водителем не разговаривал, чувствовал себя вольготно.

Мне нравились собственные власть, щедрость, хороший вкус. Раньше я никогда не ухаживал за женщиной без оглядки на деньги. И поэтому теперь мне была безразлична дальнейшая судьба букета и набитых пакетов. Я уже купил ощущения — СЕБЕ и СЕЙЧАС. Остальное — вторично.

Мы подкатили к «Горячему хлебу». Рядом находилась остановка, стоял народец. Лопатиной не было.

Прятавшиеся во мне опасения оживились. Она непредсказуема. Необъяснима. Она сейчас появится, и произойдет все что угодно. Или не появится. Но что-то произойдет потом. Обязательно. Она тревожит. Как всякий, кто пристально наблюдает за тобой, замерев.

Мне представилось, как сейчас подъедет серый милицейский «уазик», появится Лопатина и укажет в мою сторону. Меня выволокут из желтой «Волги», увезут.

Я отрывисто прочистил горло и заметил неподвижно стоявшую поодаль «леди-ин-блэк». Все черное — плащ, очки, платок на голове, шляпа, зонт. Впрочем, дождя нет…

Лопатина!..

Только она может раскрыть зонт в ясную погоду.

«Леди» неспешно подняла руку, сняла черные очки (да, это она), положила их в карман, вытащила оттуда свои окуляры с диоптриями, приставила к глазам, убедилась, что подъехал я, убрала их, опять спрятала глаза за темными линзами, снова замерла. Только напряжения в этой фигурке стало больше.

«Здравствуй, мой знакомый робот», — подумал я, испытывая беспокойство и желание.

Минуту я не знал, что делать, потом взял цветы и направился к ней. Она сдержанно приняла букет, и с напряженными лицами мы пошли к такси. Я принял зонт и, держа его над своей головой, открыл перед ней дверцу.

Сзади остановился автобус. Но люди словно не заметили его. Смотрели на нас.

Мы уехали.

6

— Твои волосы, как у теленка, — короткие, мягкие, блестящие… Трогательная макушка!.. Красота… Подумать только, человечество развивалось тысячелетия, чтобы возник ты… Ты… Чтобы я тебя касалась… Твое тело — целый мир. Неповторимый… А если на нем изъяны, то у меня к ним особая нежность. Как у матери к страдающим детям…