Ирина Волчок - Все люди – хорошие Страница 5

Утром, до обхода, Наташка занялась инвентаризацией. Подсчитывать оказалось нечего. То есть совсем. Нижнее белье в одном экземпляре, старенькие джинсы, которые она носила уже несколько лет, серая куртка с капюшоном – зимой и летом одним цветом, немодный свитерок-лапша из секонд-хенда и утепленные кроссовки. Денег – триста пятьдесят четыре рубля восемьдесят копеек. Телефон, черно-белая «Нокия», раздолбанная десятком предыдущих владельцев до полного непотребства, остался дома. В смысле – у Маратика. Она просто не успела его схватить, когда убегала. Адрес-то Ираида ей дала, но если ей действительно менять место жительства и работу, то надо зайти домой – то есть к Маратику, – и попытаться выручить свои вещи. Хотя бы одежду.

Глава 2

Вчерашняя оттепель подразнила-подразнила да и закончилась. Весной на улице уже не пахло. В принципе рано, начало февраля. Но так хочется… Отчаянно оскальзываясь, Наташка выбралась за ворота больницы и задумалась. Как ни крути, надо искать Маратика. Наиболее вероятное местонахождение ее, теперь уже бывшего, гражданского мужа и работодателя – базар, Центральный рынок. Там, в маленьком прокуренном кафе, хозяева торговых точек и проводили время за бесконечными партиями в нарды. Всю эту компанию пестрой назвать было трудно: горбоносые, черноволосые мужчины, все как один – выходцы из одной северокавказской страны, говорили на быстром гортанном наречии, обильно приправляя его интернациональным матом, носили исключительно русские имена, не имеющие ничего общего с записями в их паспортах. С незнакомыми вели себя преувеличенно цивилизованно, но Наташка знала, что ей придется простоять рядом с их столиком, всегда одним и тем же, минут двадцать, не меньше, прежде чем кто-то из них обратит на нее внимание. Давным-давно она по глупости сунулась что-то спросить у членов этого мужского клуба, заговорила первая. Никто из них не отреагировал. Никто, кроме Маратика, к которому, собственно, она и обращалась. Тот и отреагировал – встал и влепил Наташке звонкую пощечину. Не больно. Зато дома… Эх, да что там вспоминать.

Сейчас она стояла молча, хотя Маратика за столом не наблюдалось. Ждала – может, скажут, где его искать. И действительно, десяти минут не прошло, смилостивились:

– Чего стоишь? Домой иди, дома он, – сказал Саша, которого на самом деле звали как-то по-другому, сложно.

Это было хуже всего. Если бы он был где-нибудь в другом месте, где-нибудь на людях, – возможно, проблему удалось бы урегулировать миром, без ущерба для здоровья. Она пошла как на каторгу, еле переставляя ноги. На полпути ее вдруг охватило странное, неизвестное ранее чувство. В голове стучало, без конца повторяясь: нет – так нет, нет – так нет. Она остановилась, впервые в жизни смутно жалея, что не курит, даже не пробовала никогда. Вот бы сейчас закурить и спокойно подумать. Кажется, она злится. Причем злится, кажется, на себя. Чего она трусит? Раньше было чего бояться, раньше она боялась потерять дом, мужа, работу, семью. Все в одном флаконе. А теперь-то чего? Будет ли у нее новая жизнь в чужом доме, среди чужих людей, и какой она, эта самая жизнь, будет, если все получится, – это не важно. Все, что было до сегодняшнего дня, и хорошее, и плохое, закончилось. Если бы Наташке сказали, что ничего по-настоящему хорошего у нее до сих пор не было, – она бы не поверила. Теперь у нее будет другая жизнь. Он не оставил ей выбора. И нечего бояться, подумаешь, пришла трусы свои забрать. Уж на это она как-нибудь заработала. Худо-бедно.

Знакомая дверь показалась Наташке какой-то особенно обшарпанной. Интересно, почему она раньше этого не замечала? Наверное, потому, что дом есть дом, а какой – это не обсуждается.

Она позвонила раз, другой. За дверью обнаружилось неторопливое движение. Наташка бессознательным жестом сунула руки в карманы куртки. Дверь открылась, на пороге стоял Маратик. Невысокий, ростом едва ли выше нее, взлохмаченный, в наспех накинутом на голое тело любимом бордовом халате, он смотрел на нее с удивлением. Не ожидал. Еще бы, проучил прошлый раз от всей щедрой кавказской души. Наташка стояла на пороге решительная, такой ее Маратик никогда не видел. Оба молчали. Наконец он очнулся:

– Зачем пришла? Я тебе русским языком сказал!

Маратик справедливо гордился своим русским языком – из всей своей базарной тусовки он один говорил без акцента. Ну, почти.

– За своими вещами, – неожиданно твердо ответила Наташка.

– Здесь твоего ничего нет! – разгневанно взвизгнул он.

Она не успела ничего сказать, из глубины квартиры донесся женский голос:

– Котик, кто там?

Он нашел себе другую, оказывается. А она-то голову ломала, за что это он на нее насыпался. Искала, в чем виновата, перебирала день по минутам… Вот дурочка. Просто другая женщина. На секунду Наташке стало интересно: а какая она, эта другая? Красивая или как она, Наташка? Молодая или еще моложе? Маратик как-то обмолвился, что у них предпочитают совсем молодых, лет шестнадцати. Да не все ли равно, опомнилась она. За одеждой своей пришла, вот об этом и думать надо.

– Это твоя бывшая, да? За барахлом своим приперлась, да? Пусть забирает и уматывает отсюда, да, котик? А то выбрасывай тут за ней мусор всякий, да?

Девушка, девчонка еще совсем, была маленькая, белобрысенькая, голубоглазенькая. Зато бюст у нее был совсем не детский. По всем параметрам Наташкины шмотки ей бы не подошли. Ну и хорошо, подумала Наташка, а то еще и не отдали бы. В квартиру ее никто не пустил. Белобрысенькая справилась за пять минут, выставила за порог два пакета с логотипом супермаркета, в котором Наташка работала уборщицей.

– Страшная какая! Прямо Баба-Яга! Бедный котик, как ты с ней жил? – донеслось из-за закрывшейся двери.

Дальше Наташка слушать не стала, подхватила пакеты и понеслась вниз по лестнице. Только внизу ощутила, что саднят ладони. Поставила ношу на снег и поднесла руки к лицу – ее короткие ногти оставили на коже красные полумесяцы. Это она руки в карманы засунула, чтобы показать, что не боится, вспомнила Наташка. И провела бывшего благоверного, он тоже решил, что она не боится. И не ударил. Может, конечно, новой сожительницы постеснялся.

Надо было торопиться на автовокзал. Деревня, или, вернее, дальний пригород, где обитали ее потенциальные работодатели, назывался Гать. Транспорт ходил туда через каждые двадцать минут, только автобус стоил двадцать пять рублей, а маршрутка аж сорок. Наташка решила подождать автобуса.

Интересно, что Ираида сказала ее нанимательнице? Наташка поежилась – можно представить, какое впечатление она произвела, одни синяки чего стоят. И какие у нее будут обязанности? Вроде бы ничего умного – стирка, уборка, может, и зимний сад. Ираида сказала, что хозяйка цветами занимается. Хорошо бы ей растения доверили, возиться с огородом она с детства любила, в городе даже скучала по своим грядкам. А вот стирка с уборкой – страшно. В рекламе по телевизору видела: каких только машин не напридумывали для этого нехитрого дела. Всю жизнь Наташка стирала руками, и ничего, белее белого получалось. Опять же – крахмалить надо, не надо? Сама она крахмального белья не любила – жестко. Машина-то хоть и умная, небось крахмалить не умеет.