Галина Врублевская - Завтра мы будем вместе Страница 50

— Теперь, Катя, ты понимаешь, что я один и тоскую без любви. Ни деньги, ни даже научное вдохновение не могут заменить мне душевного тепла родной женщины.

Я не нашлась сразу что ответить. Поверить, что у такого мужчины не было дамы сердца, я не могла.

В то же время разоблачать его, ехидничать по этому поводу я тоже была не вправе. Подумав, я сказала:

— Валерий, я твоя. Я всегда буду тебе благодарна за свое спасение, я буду счастлива принадлежать тебе.

По его горестно искривленным губам я поняла, что ляпнула не то.

— Я думал, ты поняла, о каком одиночестве я говорю. Разумеется, найти женщину для постели для меня не проблема. И не о чувстве благодарности, которое ты так откровенно высказала, я размечтался. Ты, наверно, не поверишь, Катюша, но ты зацепила мою душу еще там, на морской базе, когда искала во мне отца. Кстати, в то время я чувствовал себя старше, чем теперь, хотя мне сорока еще не было. Тот возраст называют кризисом середины жизни. Кажется, ты всего достиг, за все в ответе.

Чувствуешь себя таким старым, умудренным. Тогда я не посмел дать простор несмелому ростку своего чувства. Я и впрямь держал себя с тобой как наставник, как названный отец. А теперь..

— Теперь и я не девочка, Валера. Я понимаю, чего тебе не хватает. И не обижайся на слова о благодарности. Но я не могу дать той любви, в которой ты нуждаешься. Я истощена, пуста. Слишком тяжелые переживания выпали на мою долю.

И слишком рано. Буду откровенна с тобой, Валера. Конечно, жизнь меня многому научила, помогла узнать настоящие ценности, но многое и отняла. У меня осталось единственное живое чувство — любовь к своему мальчику, к родимому Коке. Он к тому же болен, глухонемой.

— Не расстраивайся, Катюша. Я найду специалистов для Коки. Кстати, дома уместнее будет называть его Колей. Ты имей в виду, когда будешь документы на него оформлять. А глухонемые неплохо адаптируются к жизни, если с ними вовремя начать заниматься. К сожалению, несколько лет упущено, Коке уже седьмой год пошел. Я думаю, наверстаем.

А то, что ты говоришь о своей опустошенности, это не правда. Ты не знаешь, какие резервы в нас заложены. Просто я думал, что воспоминания о том прибалтийском лете живы и для тебя. Ты тогда так тянулась ко мне, что мне нелегко было держать дистанцию. А сейчас — сейчас совсем невозможно.

Островский стремительно шагнул ко мне и, вопреки своим умным разговорам, крепко меня обнял.

В ту ночь он впервые овладел мною. И было в его объятиях столько неистовой силы, что даже океан не выдержал. Он вздыбился, накренил наше судно, и соленые морские брызги холодным обжигающим душем влетели в каюту.

На этот раз курс судна лежал через Южную Африку. Мы обогнули самый остроконечный мыс континента, он так и назывался — мыс Игольный, и затем повернули на север Долго шли Атлантикой.

Прошли долгие месяцы, прежде чем судно бросило якорь в Санкт-Петербургском порту.

После девяти лет своих вынужденных приключений я вновь, теперь уже вместе с сыном, оказалась в родном городе. Но город стал не тот, и другой была я.

Часть вторая

ПОДЧИНЯЯСЬ СУДЬБЕ

Размытое голубое небо над заливом оспаривало линию горизонта у воды. Так чувство и разум тщетно бьются за право голоса. Катя, застыв изваянием на камне, смотрела вдаль. Морской собор проступал в сизой дымке все отчетливее, вытесняя тревожные воспоминания. День сегодняшний возвращал Катю себе…

Глава 1

Нет, то была не я. Но я не должна забывать о совершенных ошибках.

Приятно сидеть на теплом камне, слушая рокот набегающих волн. Вода, как целебный эликсир, успокаивает душу. Говорят, жизнь полосатая. Надеюсь, что теперь я вступила на светлую полосу. Поселилась в своей старенькой квартире с сыном, работаю. С Островским я не осталась, хотя по возвращении в родной город он и предложил мне жить вместе. Валерий Валерьевич приятен мне, что скрывать. Он сильный, мужественный, зрелый в суждениях человек. Определенно и я ему нравлюсь. Но по-особенному. Как острое экзотическое блюдо: упругое бронзовое тело да стриженая, темная голова в придачу. А что, кроме телесных прелестей, у меня еще есть? Ни профессии, ни образования. Хотя жизнь кое-чему научила. Да, упущено много, но у меня есть сын, и он должен уважать свою мать. Кем бы я стала для Островского? Любовницей, прислугой? На таких не женятся. К тому же Островский не свободен. Возможно, его отношения с женой еще наладятся, и я не должна быть им помехой. Мне надо самой вставать на ноги и поднимать сына.

И первая встреча с Юрой прошла нескладно.

Многолетняя разлука проложила трещину в наших отношениях. Нет, мы не стали врагами, но взаимопонимания между нами уже не было. Я с тревогой готовилась к серьезному разговору, справедливым обвинениям в свой адрес. Мое бегство с нашей свадьбы было свинством, непростительным предательством. Я не собиралась оправдываться, я признавала свою вину и была готова нести за нее ответственность. Но Юра прервал мои извинения, он не хотел слышать слово «предательство». Он был настроен на другую волну. Я с удивлением наблюдала, как полысевший и располневший в свои двадцать семь Юра дурачится и возится с моим сыном.

Малоразговорчивый увалень Юрка без умолку болтал с глухонемым Коленькой. Он говорил с моим сыном, но обращался ко мне: «Вот, Коляшка, теперь мы заживем все вместе, с твоей мамой. Мама была просто глупенькой девчонкой, искала своего папу, вот и потерялась на столько лет. А теперь все будет славно». Коля, сидя у Юры на коленях и не понимая ни единого слова, доверчиво терся черной каракулевой макушкой о подбородок толстого дяди, а разок даже дернул того за нос. Окрыленный своими фантазиями и ничем не подтвержденной надеждой, Юра как-то мгновенно забыл о своей гражданской жене Вике, с которой жил в моей квартире последние годы. В день моего возвращения (Островский предусмотрительно дал ему телеграмму) Юра под каким-то предлогом отправил Вику к ее родителям. Кажется, сказал, что будет морить тараканов. Сейчас я тактично напомнила ему про Вику и спросила: разве он не собирался сыграть с ней свадьбу? Юра возразил:

— Законной женой я смогу назвать только одну женщину, и ты знаешь кого. Хотя с Викой, ты права, — добавил он, — надо что-то решать, но нужно время. Было бы жестоко прервать наши отношения слишком резко.

Я сочувствовала незнакомой Вике, но уйти из собственного дома, да еще с сыном, мне было некуда.

Придется покинуть квартиру нынешним ее жильцам.

Относительно наших с Юрой перспектив я решительно заявила, что в одну реку не входят дважды. Юра сник, спустил с коленей мальчика и со мной разговаривал уже вялым голосом. Я поблагодарила Юру за то, что он сохранил в порядке квартиру. Он пообещал освободить ее не мешкая. Сказал, что поживет пока у своей матери. К сожалению, в единственной комнате матери не было места для Вики. Девушке придется вернуться пока к своим родителям — потом Юра что-нибудь да придумает. О своих делах он размышлял равнодушно, но мое положение беспокоило его.