Эдна Фербер - Три Шарлотты Страница 50

Лотти постаралась придать своему голосу беззаботное выражение:

– Тебе следовало бы выдать замуж меня и Жаннету.

Лотти знала, что в уме матери в этот миг мелькнула надежда: авось дело с Беном Гарцем обстоит не так плачевно. Она знала также, что для матери столь же невозможно высказать эту надежду вслух, как надеть розовое платье или кружевное матине. И то, и другое, и третье показалось бы ей одинаково неприличным.

Миссис Пейсон с нарочитой беспечностью перевернула страницу.

– Я выбралась бы из этого сарая не задумываясь, если бы его приходилось содержать только для меня и Шарлоты.

Лотти усмехнулась:

– Имей в виду, тебе придется выделить специальную комнату для нашего рогатого кресла, и для твоей ореховой кровати, и для вешалки в прихожей. Ни в одной теперешней квартире…

– Я продала бы их. Собственно говоря, я могла бы даже снять комнаты в гостинице и совсем бросить хозяйство. Слишком трудно вести его в наши дни.

– Право, мама, ты так об этом говоришь, словно все давно обдумала. Ты отлично знаешь, что не могла бы обойтись без меня.

– Не могла бы! В самом деле? Хотелось бы знать почему. Жаннета теперь гораздо больше думает о моем комфорте, чем ты.

Миссис Пейсон отодвинула в сторону недочитанную газету.

– Ты напрасно думаешь, что Жаннета будет чем-то вроде бесплатной компаньонки.

– Компаньонки! Я еще не дряхлая старуха и не нуждаюсь в компаньонках, платных или бесплатных. Если так, то мне никто не нужен. Не воображай, пожалуйста, что ты мне так страшно необходима. Отлично сумею прожить и без тебя.

– Ты это серьезно думаешь?

Что-то в тоне Лотти заставило миссис Пейсон остановиться. Рука, протянувшаяся в двери буфетной, замерла на полдороге.

– Что я могла бы обойтись без тебя? Конечно, я…

– Ты не чувствовала бы моего отсутствия, если бы меня не было здесь, чтобы водить электромобиль и возить тебя на рынок и по магазинам, когда тебе или тете Шарлотте нужны платья, или шляпы, или корсеты?..

– Я обошлась бы, как и тетя Шарлотта. Нет незаменимых людей, без которых невозможно было бы жить. Я бы как-нибудь устроилась.

– Наверное бы устроилась, – сумрачно сказала Лотти, – наверное!

Миссис Пейсон, насупившись, вышла на кухню. Тетя Шарлотта перегнулась через стол, достала скомканную газету и начала разглаживать страницу за страницей и складывать старательнейшим образом по сгибам. Заметив ее тревожный взгляд, Лотти успокаивающе улыбнулась и погладила по сморщенной щеке.

– Ты напрасно так разочаровалась в своей племяннице, тетя Шарлотта. Она совсем не так безнадежна, как ты думаешь.

– В твоей голове, кажется, созрел какой-то план?

– Да.

– Тогда не дай никому остановить себя, каков бы он ни был. Это твой последний шанс, Лотти.

Дверь буфетной распахнулась.

– В чем ее последний шанс? – спросила, входя, миссис Пейсон.

– О, ни в чем, пустяки!

Тетя Шарлотта улыбнулась и кокетливо покачала головой, а ее сестра подумала о Бене Гарце, как и полагала тетя Шарлотта. Лотти это поняла. Злость горячей волной подступила к ее сердцу.

После этого разговора недели три все шло по-прежнему. Лотти шила в мастерской Красного Креста, тетя Шарлотта вязала, миссис Пейсон говорила о займе Свободы, управляла хозяйством, жаловалась на растущую дороговизну жизни, распекала Беллу за мотовство, приставала к Генри с расспросами и советами на еженедельных семейных обедах. В конце месяца Гульда взяла расчет, чтобы выйти за своего Оскара. Несмотря на то, что она и миссис Пейсон годами вели друг с другом партизанскую войну, тем не менее, укладывая сундук, Гульда горючими слезами орошала свое украшенное самодельными кружевами приданое и объявила, что из всех ее хозяек миссис Пейсон была наилучшей. Миссис Пейсон со своей стороны, учитывая перспективу найма новой, несомненно неумелой служанки за жалованье, существенно превышающее жалованье отлично знавшей свое дело Гульды, простила ей все, включая ее слабость к кофе. Она даже чуть ли не насильно заставила Гульду выпить на прощание чашку этого черного напитка, когда та, готовая к отъезду, сидела с красными глазами на кухне в ожидании извозчика.

По водворении в дом новой служанки Жаннета начала обедать и ужинать вместе со всеми членами семьи. Она стала довольно миловидной девушкой с изящной фигуркой, к тому же постепенно приобрела и хорошие манеры. Жаннета вдруг расцвела и чудесным образом из гадкого утенка превратилась в лебедя. У нее появился кавалер. По субботам Жаннета посещала танцевальные вечера в Солдатском и Матросском клубах и плясала до упаду. Танцевала она хорошо и грациозно – чему способствовали занятия с Чарли – и с бесконечным терпением обучала, в свою очередь, молодых людей, толпами устремившихся на время отпуска в город из учебных лагерей и флотилий и жаждавших каких бы то ни было развлечений. Жаннета танцевала с юнцами из Техаса и Массачусетса, из Аризоны и Канзаса, из Огайо и Вашингтона. Но хотя она и плясала со всеми с равной неутомимостью и приветливостью, однако Небраска-степ оказался самым увлекательным для нее танцем, а представитель штата Небраска стремительно завоевал ее, дабы не упустить шанса, данного кратковременным отпуском. Юноша из Небраски был мичманом. О море он говорил так восторженно, как только может говорить молодой человек, видавший лишь волны колосящейся пшеницы на безбрежных просторах прерии. Когда Лотти предложила пригласить уроженца Небраски к обеду, миссис Пейсон, к ее немалому удивлению, выразила согласие.

За обедом миссис Пейсон завела с юношей разговор.

– Где ваша родина?

– Я из Небраски, сударыня.

– Ах, из Небраски!

– Да, сударыня.

– Как вам нравится Чикаго?

– Шикарный город! – Быстрый взгляд в сторону Жаннеты. – Все жители его, можно сказать, просто чудо!

С того дня, как Жаннета появилась за обеденным столом, сразу исчезло гнетущее молчание, обычно так томившее Лотти. Девушка болтала без умолку, но очень мило.

– Одна девица из нашей конторы пошла и обвенчалась в обеденный перерыв… А видели вы сегодняшний парад на Мичиган-авеню?.. Та актриса, что продавала займ Свободы на углу Монро– и Стейт-стрит, давала каждому, купившему облигацию, карточку со своим автографом… У Олсона выставлена шубка – стоит только полтораста долларов… все мои подруги собираются купить на зиму такие коротенькие шубки…

– Ох, пощадите! – подала голос тетя Шарлотта.

Жаннета и тетя Шарлотта были большими друзьями. Комната тети Шарлотты имела, в глазах Жаннеты. привлекательность музея. Много хранилось в нем сокровищ, накопленных одинокой женщиной почти за полвека жизни в одном и том же доме. Ленты, цветы, фотографии, обрезки кружев, старые шляпы, стопки ни разу не использованных платочков, флаконы из-под духов, коробки пожелтевшей от времени почтовой бумаги, вырезки из газет. Карточки Лотти, Беллы и Чарли в детстве, фамильные альбомы. Всегда был там и запасец конфет, которые можно долго хранить, – мятные или леденцы. И главное, бережно хранимое сокровище – лоскутное шелковое одеяло. Когда Белла и Лотти были маленькими девочками, этим одеялом укрывали их в периоды выздоровления после болезней. При одном взгляде на его радужные складки Лотти возвращалась мысленно к дням двадцатипятилетней давности, к дням чудесной неги на диване в гостиной, с шелковым одеялом на коленях, с чашкой бульона и хрустящими сухариками и с коробкой пуговиц, которые можно было бесконечно нанизывать на нитку и потом опять рассыпать.