Мораг Прунти - Рецепты идеального брака Страница 51

— Господи, Бернардина, ты вообще меня слушаешь? Я нанялся волонтером на работу в собрании Святой Марии на день. В самом святилище будут ужасные толпы, и отец Кенни попросил меня рассказывать историю о тех пятнадцати людях.

Я поймала свое отражение в боковом зеркале и почувствовала, как меня охватывает грусть. Мне было грустно оттого, что меня так легко захлестнули романтические воспоминания, а мне было уже за шестьдесят; десятилетия украли мою красоту и прочертили мое лицо линиями мудрости, а живот у меня все равно сводило, как у школьницы.

Джеймс продолжал.

— Я записал тебя, чтобы ты разносила закуски в собрании Святой Марии между одиннадцатью и двумя часами, если тебя это устроит. Ты можешь сделать это и позже, если хочешь, но…

— Нет.

Сорок лет я хранила свою любовь к Майклу Таффи как святыню. Он бросил меня, пытался рассорить с семьей и опорочил мое имя. Но так же точно, как часть меня умерла, когда я узнала правду о нем, другая часть меня ожила, когда я подумала, что могу увидеть его снова. Айна все это время вынашивала план мести, и вот он сработал.

Майкл будет здесь, чтобы увидеть папу, а папы не будет в собрании Святой Марии.

— Я хочу поехать в Кнок.

— Но там будут ужасные толпы, Бернардина, и я уже сказал, что…

— Тогда я поеду одна.

— Нет, нет, если ты так хочешь, я могу все отменить.

Но я должна была сделать это без Джеймса.

— Я поеду на автобусе. Кузина Мэй поедет с представителями Ирландской католической ассоциации. Я к ним присоединюсь.

— Ладно. Я просто скажу отцу Кенни, что мы передумали и…

— Нет, ты поезжай о Турин. Это важно. Мне будет хорошо с Мэй и девочками.

Возникла пауза, пока Джеймс расшифровывал мой отказ. Визит папы для наших мест был историческим событием, и такое муж и жена должны были бы переживать вместе. А его жена по какой-то причине хотела поехать без него.

Джеймсу было обидно, но мне было все равно. Настоящая любовь указала мне путь, как маяк, и мне ничего не оставалось, кроме как последовать на его свет.

Глава тридцать третья

Когда моя жизненная ситуация нестабильна, я готовлю еду из своего детства. Бабушкина печеная ветчина замечательно для этого подходит. Большой шмат мяса, тушенный на медленном огне, затем натертый медом, посыпанный гвоздикой и запеченный в горячей духовке до образования хрустящей корочки над нежной сердцевиной. Готовить такую ветчину долго, но и хватит ее на несколько дней. Из нее потом можно приготовить обед, ланч и бутерброды для обеда на две порции. Это доказывает: иногда выгодно потратить время на то, что окупится потом!

Дорин является моей подругой вот уже пятнадцать лет, и, хотя мы не виделись со дня моей свадьбы, она остается чем-то незыблемым. Сорокаоднолетняя вечная редакторша моды. Худая как палка и неудержимо стильная, с языком, столь же острым, как ее накрашенные ногти, она, возможно, последний человек, которого я могла бы выбрать в качестве своей лучшей подруги. Тем не менее именно Дорин я обязана своим первым успехом в качестве кулинарной писательницы после того, как она меня встретила, когда я работала в забегаловке недалеко от редакции ее журнала. Я недавно закончила колледж, мне было немного за двадцать, и я плыла по течению в поисках своего пути; а Дорин была среднего возраста, уже сделавшей карьеру и пытающейся остаться худой. К расстройству ее окружения, Дорин понравилась моя ветчина, запеченная с гвоздикой на ржи, и она пристрастилась приглашать меня на ланч. Такое искушение точно было происками дьявола.

— Я набрала почти четыре фунта, — шипела она мне, перегнувшись через стойку и уставившись на мой пышный бюст, чтобы не обидеть меня, тактично добавляла: — И я — еврейка!

Я знала, кто она такая. Дорин Франк была высоко профессиональной журналисткой, ведущей колонки, и ее стильные измышления по любому поводу, начиная от обуви и заканчивая ресторанами, стали легендой. Поэтому я сказала ей, что хочу быть кулинарной писательницей, и мы заключили сделку. Она замолвила словечко обо мне перед какими-то важными редакторами, а я уволилась из закусочной.

В последующие несколько лег мне пришлось нести ответственность за то, что она поправилась в талии на два дюйма, но потом Дорин вообще перестала есть какую-либо еду, кроме той, что я ей готовила. Только моя еда да еще канапе с коктейльной вечеринки более или менее поддерживали жизнь в этой женщине.

Люди часто удивлялись нашей дружбе. Дорин была старше меня, и у нее была репутация беспринципной стервы. Но я никогда ее такой не знала. Дорин была резкой, однако это меня забавляло. Она могла быть утомительной со своим непревзойденным умом и драматической манерой рассказывать, но с ней никогда не было скучно. По мере того как наша дружба растягивалась на годы, я обнаружила, что у снежной королевы моды было горячее сердце и что ей стоило неимоверных усилий скрывать это.

У нас было кое-что общее. Дорин была явным снобом в вопросах моды, а я проявляла снобизм в еде, хотя она часто говорила:

— То, как ты отличаешь один вид пасты от другого, за пределами моего понимания.

— Это потому, что ты мало ее ешь.

— Мало? Деточка, да я не ем пасту с 1977 года.

Дорин включала в речь итальянские слова, и ее ассистенты копировали эту ее манеру говорить, так же как и ее одежду. Как и половина Нью-Йорка, за исключением меня. Несмотря на жалобы Дорин, я по-прежнему носила джинсы «Левайс» и «классические» свитера от Джона Смедли, которые заказывала по почте из Англии.

— Меня такая тоска берет, когда я смотрю на тебя в этих чертовых, как ты их называешь?

— Джамперах, — я всегда называла этот предмет одежды ирландским термином, который употребляла моя мать.

— Ну, в общем, при взгляде на них хочется спрыгнуть с Эмпайер Стейтс Билдинг. Это новый, что ли? И какого он цвета? Похоже, такого же, как то, что у детей из носа течет.

— Зеленого, как горошек.

— Зеленый, дорогая, это то, что стоит есть, а не на себя надевать.

— Но я-то ирландка.

— Особенно если ты — ирландка. Господи, ты, что, вообще ни в чем не разбираешься?

Я в свою очередь корила Дорин за манеру уходить по-английски и за то, что она способствует увеличению количества пищевых расстройств у молодежи.

У Дорин фобия отношении. Она недолго была замужем, когда ей было слегка за двадцать, и с тех пор утверждала, что важность идеи совместной жизни переоценивается. «Дорогуша, я с трудом могу поделиться с кем-то тарелкой суши, а ты о ванной? Фу?» Она, тем не менее, не дала мне встать на путь истинной старой девы. «Если ты, женщина, не соберешься, то будешь носить кардиганы и стричь себе волосы сама. Ты не настолько стильная, чтобы позволить себе быть старой и одинокой, и ты, к тому же, умеешь готовить. Тебе придется выйти замуж!»