Ирина Алпатова - Барби играет в куклы Страница 51

— У тебя самой всё только вот так вот "вдруг" и бывает, и ничего, вон ты какая шустрая.

— Так то я, а то ты, — строго пояснила подруга. — Ты меня с собой не равняй, с тобой совсем другой случай. Ты вот сидела-сидела и… высидела. Может, он тебе так знаки подавал, может, он на тебя запал и теперь тебя склеить хочет.

— Я и не знала, — сказала я, глядя в чуть смазанную Люшкину физиономию, — я и не знала, что ты у нас такая дура. Само собой он на меня запал, а как же иначе. Теперь вот буду ждать третьего раза. Интересно, как он меня клеить будет? Без глаз оставит, а может, вообще без головы? И почему это именно блондинок дурами считают, ты не знаешь?

— Ладно, Ксенофонт, не заводись! Лично я тебя дурой никогда не считала. Ты дуру из себя только строишь. А на самом деле ты абсолютно классная девчонка. Вот хоть Лёвчика спроси, ты скоро всех его Багби обгонишь по красоте, а по уму уже давно обошла.

— Перестань говорить мне гадости! Про меня сейчас вообще речи не было, ты вечно всё переворачиваешь вверх ногами…

Нет, в самом деле, как случилось, что мы начали говорить про мои умственные способности вернее их якобы отсутствие?

— Семён, ты что? Мы ссоримся что-ли? Ты на меня и в правду разозлилась, да? — Люшка даже оставила в покое свою торбу и смотрела на меня как на привидение.

Ссоримся? Я тоже уставилась на нее почти испуганно. Только этого мне и не хватало — в довершение всего лишиться единственной подруги! А вдруг это и есть тот третий случай! Самый ужасный, между прочим. Нет, так дело не пойдет. Я забрала у Люшки трубку мира, то есть её волшебный мешок и для вида в нем покопалась. А что, вдруг и в самом деле найдется какая-нибудь подсказка, как закончить эту неприятную сцену без потерь. Ага, нашла!

— Люшь, между прочим, Бабтоня на Лёвчика жаловалась, боится, что он пить начнёт. Это она так думает, а мне кажется, что он как-то увял в последнее время. В общем, она просила как-нибудь повлиять.

— А чё тут влиять, блин. Влияй не влияй, у него депрессняк, это и ежу ясно.

Ничего себе, ежу было ясно то, о чём я даже не подозревала. И уж Люшка, похоже, знала про Лёвчика куда больше меня. Она теперь проделывала свои обычные фокусы с надуванием губ, и встревать в этот процесс было совершенно бесполезно. Оставалось покорно дожидаться результата.

— Короче, до него наконец дошло, что ничего кроме толстых баб ему не светит и он не ту профессию выбрал. И вообще, он не того пола получился. Ну вот какой из него пацан, скажи?

Я ничего сказать не могла, у меня даже выпал из рук Люшкин мешок. Хозяйка тут же в него вцепилась, и сама начала в нем с остервенением рыться. Тоже, значит, себя в норму привести пытается. Еще бы ей не рыться, сначала ляпнет, а потом думать начинает. Но оказалось, что ничего подобного Люшка делать не собиралась, а принялась развивать тему дальше.

— Будет по восемь часов в день пудовые жопы обшивать, да думать, где сто первую складку заложить, а бабы ему — качать права, что их и без того толстые задницы кажутся еще толще. Вот Машка говорит, что у них в группе есть корова шестидесятого размера…

— Да оставь ты коров в покое, — не выдержала я, — плевать мне на них. Кто не тем родился?

— Не, Семён, ты у нас на всю голову больная. Ты че, Лёвчика не знаешь, да? Ах, флакончик духов; ах, оборочка на юбочке… Да он, поди, скоро женское белье носить начнёт, если уже не носит. И в армию его, между прочтим, не взяли.

— Заткнись! Люшка, ты идиотка! Привыкла иметь дело со своими… швабрами…. - мне казалось, что моя голова вот-вот разорвётся на куски, но остановиться я уже не могла. — А эта твоя, с помазком на голове… может, она тоже не она, а пацан переодетый! А Лёвчик, он просто очень… интеллигентный, он читает много, он много знает, он добрый и у него проблемы с сердцем, мне Бабтоня говорила.

— Сеня, не кипятись ты так. Я этого придурка тоже люблю, честно. И я ничего такого и не сказала, подумаешь, с кем не бывает. Я вот как-то одно кино смотрела, — теперь Люшка собрала в немыслимую гармошку лоб, — не помню только названия, так там как раз про такого, как наш, показывали. Он тоже был… клёвый, и все его там любили, в смысле как друга. — Люшка умолкла, видимо, вспомнив подробности.

— Люшь, а он тебе что-нибудь такое говорил? Делился, да?

— Ну про работу — да, немного. Но не про коров, — Люшка тут же отгородилась от возможной вспышки моего гнева длинной узкой ладонью, — про коров это я так, сама придумала.

— А мне вот ничего не говорил, ни пол слова.

У меня было такое чувство, будто я не досчиталась серебряной ложки в буфете после ухода любимых друзей. Ну ладно, не ложки — у меня таких никогда не было, включая буфет, а скажем, одной из моих любимых кукол. И это Лёвчик, которого я считала чуть ли не братом…

Люшка, видимо, догадалась если не про ложки, то про брата, и превратилась в себя обычную — Люшку на каждый день. Она картинно закатила нарисованные глаза и с надрывом вздохнула.

— А чё тебе говорить, зачем? Тебе нужны эти его "пгоблемы"? Ты же у нас маленькая наивная куколка, твое дело быть милой и глупенькой, зачем тебя грузить? — Люшка поразительно точно повторила Лёвчиковы интонации, вот уж по кому театр плачет. Я взглянула на её подвижное, точно резиновое, лицо и, не выдержав, фыркнула.

— Ну ладно, зови сюда плохого мальчика, я его сейчас маленько воспитну, — вдруг заявила подруга.

Вот так всегда. То она говорит одно, то другое, а я уже послушно семеню к двери, на ходу представляя сцену: Люшка сидит за директорским столом, а я — что-то вроде школьной секретарши Кати. Катя, между прочим, тоже не худенькая, а постоянно носит какие-то клетчатые юбочки в складку, и все как раз такой длины, чтобы были хорошо видны её икс-образные ноги с толстыми коленками, которые при каждом шаге трутся друг о друга. Да, хоть ноги у меня не такие.

Подсудимый, против моих ожиданий, выглядел очень даже сносно и охотно пошёл за мной. Ну вот, бедный барашек и не подозревал, что я вела его на судилище. Люшка встретила нашего друга царственным кивком и рентгеновским взглядом. Но и Лёвчик не растерялся — он кротко глянул через очки на судью и, почти ткнувшись ей носом в губы, спросил:

— Ланкомовская? И почём?

Люшка уже совсем было собралась со всеми подробностями ответить на его вопрос но, глянув на меня, вспомнила о своей миссии и повелела:

— Сядь!

Левчик послушно сел.

— Ну и сколько ты вчера выпил?

Мне подумалось, что серьезный разговор нужно начинать как-то не так. В тоне, каким Люшка задала вопрос, было больше любопытства, чем строгости. И вообще, свой некоторый в этом деле опыт она явно измеряла в литрах, и степень Лёвочкиной вины, судя по всему, в них же. Короче, предполагаемая воспитательная акция грозила принять не совсем нужный оборот. Но Лёвчик неожиданно перешел в контрнаступление: