Барбара Виктор - Мозаика судеб Страница 52

– Ты уверена, Габриэла, что сделала правильный выбор?

– Да.

– Я могла бы подыскать тебе здесь место.

– Нет, Николь, не искушай меня.

– Почему ты такая упрямая?

– Тебе бы не следовало спрашивать меня об этом. Твое знакомство с американцами началось после испытаний с Жан-Марком, а мое знакомство с французами состоялось после того, что случилось со мной здесь. Может быть, я зареклась связывать себя на всю жизнь. Любовь есть любовь, и только любовь. Ничего более…

– И даже дольше, чем десять дней? – спросила Николь с кривой улыбкой. – И ты действительно веришь, что у нас все кончено с Жан-Марком?

Габриэла поколебалась немного, потом призналась:

– Ни одной минуты не верила.

– Ну, я тоже не верю тебе.

Габриэла ни рукой не помахала, ни улыбнулась, пока шла к столику, за которым сидел Ник. Она с трудом сдерживала и смех, и слезы, подступившие одновременно, и ей так хотелось заключить его в объятия, так он был красив. Она приложила немало усилий, чтобы хорошо выглядеть сегодня, используя советы, публикуемые в журнале, в котором она сотрудничала.

Прежде чем покинуть офис, она заново нанесла косметику, сделав ее почти незаметной, распустила волосы, чтобы не выглядеть, как Брижит Бардо. Для этого вечера Габриэла выбрала темно-голубую шелковую юбку, такую же блузку и черные туфли без каблуков. В ее душе царил хаос, и она пыталась скрыть его, когда Ник встретил ее поцелуем.

– Прости за опоздание, – сказала Габриэла, садясь за столик.

Ник выглядел даже лучше, чем тот образ, который запечатлелся в ее памяти. При каждой встрече она находила его все более привлекательным. Его глаза казались ей темнее, а губы не могли не напоминать о тех страстных поцелуях, которые несколько часов назад доставляли ее телу такое наслаждение. Ник Тресса, казалось, взвешивал каждое произнесенное им слово. Этой медлительностью он давал ей возможность успокоиться и собраться с мыслями. А может быть, он изучал ее?

– Как прошел день? – спросил он дружелюбно.

– Я была так рада снова повидаться со всеми. Знаешь, там, в Париже, с нетерпением ждут моего возвращения.

– Я их понимаю, – ответил Ник. Он взял ее руку в свою, поднес к губам, поцеловал. – Если бы ты была там, а я здесь, я тоже был бы озабочен твоим возвращением.

– Вот об этом я и хочу поговорить, – быстро сказала она, удивленная, что он начал разговор с обсуждения этой темы.

– Не сомневаюсь, – небрежно бросил Ник. – Но сначала ты успокойся. Мне не хотелось бы видеть тебя плачущей.

– Почему ты решил, что я расплачусь? – спросила она с притворным негодованием.

– Разве нет?

Подобный вопрос требовал честного ответа и не допускал лукавства.

– Конечно, я собираюсь плакать, потому что это, наверное, самое тяжелое решение, которое причинит мне боль…

– Нам… – поправил он ее.

– Пусть нам, – согласилась она, – но однажды ты сам скажешь мне спасибо за это. Когда счастливо женишься, когда твоя молодая жена будет беременна твоим ребенком…

– А ты будешь жить с очень чувствительным, интеллектуальным французом. Каждую ночь вы будете читать вслух Пруста, а под душем он будет петь «Марсельезу».

– …Ты познакомишься с ней в приличном месте – не как со мной, которую подобрал на похоронах. Ты будешь смеяться над самим собой, удивляясь, как это внушил себе, что влюбился в женщину, которой помог поднести чемодан.

– А что, если я хочу ребенка только от тебя?

От изумления Габриэла словно онемела, все, что она задумала сообщить Нику сегодня вечером, моментально вылетело из головы. Неужели возможно в ее возрасте вновь испытать счастье материнства? Возможно, подумала Габриэла с иронией, если они отложат обед и, не теряя ни минуты, займутся решением этого вопроса. Она еще в состоянии родить здорового малыша. При новой медицинской технике, при поистине фантастических достижениях науки.

Но Габриэла не могла до конца поверить в возможное счастье. Чувство вины не покидало ее. Ведь когда-то она оставила своего новорожденного ребенка, а взамен получила отчуждение от своей взрослой дочери.

– Знаешь, мне не везет с моими детьми, – сказала она печально.

– С детьми?! – Ник удивленно вскинул брови.

– С детьми, с ребенком… Какая разница? В этом плане я невезучая!

Ник внимательно взглянул ей в глаза.

– А что, если я не думаю о детях? – Он склонился к ней так, что его губы почти коснулись ее щеки. – Сейчас я хочу только тебя.

– Ник, ты был бы лучшим отцом, чем я матерью.

– Возможно, – согласился он без всякой иронии.

Габриэла покраснела и долго молчала, выдерживая его пристальный взгляд.

– Тогда в чем наши проблемы? – спросила она.

Он пожал плечами:

– Не имею понятия. Я только знаю, что, когда я тебя встретил у дверей похоронного бюро, такую беспомощную, растерянную, с огромным чемоданом, такую испуганную в этой чужой компании, во мне что-то сдвинулось, как будто целый материк обрушился в океан, а я стоял на его краю. Как я могу объяснить то, чего раньше со мной никогда не было?

– Думаешь, все дело в физическом влечении, которое мы испытываем друг к другу?

Он усмехнулся:

– Конечно, и это тоже.

– Ну, это не конец света.

– Я никогда и не говорил, что это конец света. Ты – единственная, кто может устроить его для нас, хотя я не понимаю, зачем ты сама себя так наказываешь.

– Я голодна, – неожиданно заявила она и уткнулась в меню, чувствуя, как у нее засосало под ложечкой. Глазами она пробегала названия блюд, а сама никак не могла решить, что для нее важнее – карьера, материнство или семейное счастье. Она решила поделиться своими сомнениями с Ником.

– Николь сообщила мне об одном важном деле, – стараясь выглядеть беспечной, сказала Габриэла. – Все снимки для зимних номеров будут делаться сейчас, когда в Париже летнее затишье. Поэтому я должна с головой окунуться в работу, а то кто-то другой перехватит этот заказ.

Она поковыряла салат из креветок на своей тарелке, потом положила вилку.

– Ты сама предлагаешь темы для съемок или кто-то подбрасывает тебе идеи? – В разговоре он был так же четок и методичен, как в орудовании ножом и вилкой при разрезании жареного цыпленка.

– Иногда я сама прихожу с идеей, иногда мне ее подсказывают, и я просто выстраиваю снимки по определенному сюжету.

– И каждый твой репортаж посвящен определенной теме?

– Обычно да, – ответила она, удивляясь, что он проявляет интерес к ее профессиональной кухне, – исключая те выпуски, которые целиком посвящены новым коллекциям одежды.

Ник отодвинул тарелку в сторону и взял ее руку.

– Неужели ты не можешь заниматься этим же в Нью-Йорке? – Вероятно, – настороженно ответила она. – Но почему?