Александра Соколова - Просто мы научились жить (2010-2012) Страница 53

Все еще существо, все ее сознание было пронизано болью.

Сегодня она умирала вместе с Лекой.

Глава 25.

– Я еду домой.

Марина ожидала этих слов, но почему-то они все же застали ее врасплох. Она не знала, что сказать, и что сделать. Все рухнуло в один момент и непонятно было, как собирать, да и стоит ли.

Женя курила, сидя прямо в кровати. Финальный визит доктора, сообщившего, что ее здоровье вне опасности, но «никаких потрясений больше», закончился меньше минуты назад, и вот теперь она заявила, что собирается домой.

– Котенок… – Начала Марина и осеклась. Женин взгляд – потухший, больной, не дал ей продолжить.

– Не надо, – сказала она, – просто не надо, ладно? Я хочу домой.

Это означало только одно – Марине придется продолжить поиски самой. Но где? Как? Единственная зацепка, которая вызывала так много надежд, оказалась пустышкой. Все оказалось пустышкой и… неправдой.

Впрочем, сомнения все же были. Марина не рискнула сказать вслух, но что-то было в этой истории, что не давало ей окончательно поверить в Лекино помешательство. Не складывалось это с ее характером. Она могла придумывать, могла, конечно, но настолько?

– Я совсем ее не знала, – вырвалось из Марининых губ, – похоже, я просто ее не знала.

И неожиданно именно эти простые слова нашли отклик в Женином сердце. Она закурила новую сигарету и тяжело вздохнула.

– Да. Похоже, что мы обе ее просто не знали.

Марина присела рядом на кровать. Женька – бледная, растрепанная, в своей дурацкой футболке с микки-маусом, сидящая по-турецки поверх одеяла, вызывала сейчас столько нежности и тепла, что очень хотелось уложить ее голову к себе на колени, запустить руки в волосы и гладить, гладить, успокаивая и прогоняя боль.

Эти страшные дни, когда Женя металась в своей горячке, когда ее то тошнило, то выкидывало в беспамятство, они были близки как никогда. Марина чувствовала, что словно отдает какой-то старый долг, вытирая Жене губы и обнимая ее трясущееся тело. Это не было расплатой, но глубже извинений невозможно было бы себе представить. То, что однажды разделило их, сблизило их снова.

И Женька больше не шарахалась от прикосновений – вот и сейчас она доверчиво прислонилась щекой к Марининому плечу и затихла со своей сигаретой, подавленная и растерянная.

– Ты больше не хочешь ее видеть? – Спросила Марина тихонько.

– Кого – ее? – Марина скорее догадалась об ответе, чем услышала его – настолько тихо он прозвучал.

– Леку.

– А кто это – Лека? – В ее голосе больше не было злости, но столько обиды в нем Марина не слышала никогда. – Кого мне искать, Мариш? Что из того, что я знаю о ней – правда? Что из того, что я чувствую, я чувствую к ней, а что – к фантазиям? Своим, ее, общим? Я больше не знаю, где истина. И кажется, не хочу знать.

– Хочешь, котенок, – ладонь Марины мягко прошлась по Жениной спине, – конечно, хочешь. Иначе тебе бы не было сейчас так больно.

Она смотрела сверху вниз на Женину макушку и чувствовала такую грусть и тоску, что хоть вешайся. Больше не было запретов – можно было делать все, что хочешь, и говорить, что хочешь. Вот только «хочешь» больше не было.

– Я не буду настаивать, – сказала она, – это твое решение, и я понимаю, как сильно тебе хочется домой, к любимым людям, к дочери. Я продолжу поиски одна.

– Зачем тебе это? – Женя вскинула голову и близко-близко заглянула Марине в лицо. Ту даже отшатнуло немного от этого порыва. – Зачем? Ты знаешь теперь, что все это было неправдой. Ты знаешь, что она совсем, совсем другая. Зачем тебе искать ее?

– Для того, чтобы узнать правду, – ответ вырвался сам собой, Марина не успела остановить его, не успела сомкнуть губы, и вот теперь он разливался между ними лужицей, разделяющей снова.

– Тебе недостаточно той правды, что мы уже узнали? – Женины глаза сузились. Злится. Ох как злится, но пока еще старается не показать виду.

– Недостаточно. Я хочу узнать ЕЕ правду. Я хочу узнать, зачем она это делала, что ее заставило, почему она поступила именно так. И потом, котенок, ты забываешь одну важную деталь – МНЕ она никогда не лгала.

Вот так. И она своими руками забила последний гвоздь в крышку отчуждения. Она знала, что Жене будет больно это слышать. Но это была правда.

Женя кивнула, глядя в пол, отодвинулась и, спрыгнув с кровати, достала из шкафа сумку. Марина смотрела на ее спину, сильные ноги, на свалявшиеся на затылке волосы.

Она понимала – время уходит, последние минуты, после которых уже невозможно будет ничего изменить, и ничего сказать. Она чувствовала себя так, будто это «последний день моей жизни», в который хочется так много успеть сделать и сказать.

– Вы очень похожи, – проговорила она Жениной спине, – ты даже не представляешь себе, насколько.

– В чем? – Женя даже не обернулась, продолжая запихивать в сумку вещи.

– Прямо сейчас – в трусости, котенок. Ты такая же трусишка, как и она.

И вот тут она обернулась, вот тут ее проняло! Глаза загорелись возмущением, и даже пальцы затряслись.

– Что?!

– Ну конечно, котенок. Конечно, такая же. Ты осуждаешь Леку за то, что она постоянно бегает, а сама делаешь ровно то же самое. Ты осуждаешь еще за ложь, а сама бежишь от правды.

– Я встретилась с правдой. Теперь я ее знаю! Что тебе еще? – Заорала Женя. Ее лицо раскраснелось, и Марина вдруг испугалась. «Никаких потрясений» – вспомнила она.

– Тшш, – успокаивающе улыбнулась она, – я не нападаю. Все хорошо.

– Отвечай.

Женины черты лица будто заострились. Она стояла, и ее поза – воинствующая, сжатая, так смешно не соответствовала футболке с мышонком, что Марине стоило больного труда сдержать улыбку.

– Просто ты говоришь одно, а делаешь другое, котенок. Пятнадцать лет вы были врозь, и ты говоришь, что мечтала о том, чтобы снова с ней встретиться. А сама уже не первый год делаешь все для того, чтобы встреча не произошла.

Она видела, как меняется Женино лицо – глаза дернулись влево и вниз, губы судорожно вдохнули воздух.

– Да, мы что-то о ней узнали. Да, она не всегда была честна с тобой. Ну и что? Разве это важнее твоих чувств, твоего стремления к ней? Разве эти пятнадцать лет, за которые ты не смогла ее забыть, не стоят того, чтобы увидеть ее снова, посмотреть ей в глаза и сказать, как сильно ты по ней скучала? Ты говоришь, что не знаешь ее больше. Убегая, ты лишаешь себя возможности узнать.

– Да я не хочу ее знать больше! – Голос Жени снова сорвался на крик. – Я не хочу ее видеть, слышать и что-либо иметь с ней общее! Стоит ей появиться в моей жизни – хоть напрямую, хоть косвенно, и все начинает идти наперекосяк!

– Да потому что ее появление возвращает тебя настоящую, – мягко парировала Марина, – как ты не понимаешь? Ну сидела ты в своем Таганроге, в болоте по уши. Чего ты добилась? Телевизор купила? На дачу ездить стала? И это – твоя жизнь? Не смеши меня, котенок. Пусть я Леку совсем не знаю, но тебя-то я знаю очень хорошо. Эта домашняя глупая жизнь – не про тебя! Твоя жизнь – это взлеты, это прыжки, это падения, после которых ты поднимаешься, и идешь дальше! Это – ты.