Изабель Вульф - Собачье счастье Страница 53

– А у тебя хорошие отношения с обоими родителями? – спросил Дэвид.

– Теперь – да, в большей или меньшей степени, а вот раньше было иначе. В юности я пережила довольно… тяжелый период.

«Ни слова больше – оставь все как есть!»

– Что, в юности ты была несчастлива? Мой пульс явно участился.

– Ты совершила какие-то ошибки?

– О… думаю, я просто была… бунтаркой.

– По какой-то конкретной причине?

– Наверное… это из-за того, что родители оставили меня. Папа уехал в Штаты – признаюсь, я была этим сильно огорчена, а мама снова вышла замуж, и ей стало не до меня. Но теперь, – я пожала плечами, – у меня неплохие отношения с родителями. Но я никогда не поверяю им своих тайн.

– Вот как?

– Да. Свою личную жизнь я с ними не обсуждаю.

– Но почему?

– Думаю, у меня нет и никогда не было такой привычки. Родители ведь даже не знают, почему я разорвала помолвку.

– Да ты что? Такое трудно держать при себе. Но, вероятно, пережитое тобой было очень мучительно, и ты просто хочешь об этом забыть. Что ж, вполне естественное чувство. – Он выглянул в окно. – Я тебя понимаю.

Я посмотрела на профиль Дэвида – римский нос, сильный, прямой подбородок, плавная линия кадыка…

– Я тебя прекрасно понимаю, – негромко повторил он.

Из-за его плеча я заметила трех подростков – они плелись по улице, сунув руки в карманы.

– В тот вечер, – чуть слышно сказала я, – мы ходили в театр. Смотрели «Трех сестер» в «Олд-Вике».[33]

– Миранда, – пробормотал Дэвид, оборачиваясь ко мне, – ты можешь ничего мне не рассказывать.

– Знаю, – ответила я. – Но я только что, прямо здесь, поняла: я хочу рассказать тебе об этом. – Дэвид посмотрел на меня и поставил свой бокал. – После спектакля мы пошли в кубинский бар напротив театра, и, конечно, Александр немного выпил. Но это вовсе его не извиняет. В общем, мы вышли из бара около одиннадцати – спешили к Герману. Мы сели на Северную линию и доехали до «Арчуэя». Квартира Александра всего в десяти минутах от метро. Мы прекрасно провели время и были в отличном настроении. Кажется, мы обсуждали точную дату нашего венчания – оно должно было состояться в сентябре. – Словно со стороны я услышала собственный глубокий вдох, а потом выдох. – И хотя у меня несколько расплывчатые воспоминания о том… происшествии, но я смутно припоминаю, что слышала шаги за спиной, когда мы шли по Холлоуэй-роуд. И едва мы успели свернуть на улицу, где живет Александр, – на Харбертон-роуд, как вдруг эти трое – в сущности, подростки – оказались перед нами. Можешь считать меня сумасшедшей, но я почему-то подумала, что они хотят спросить дорогу, – люди часто обращаются ко мне за этим даже за границей. Но я быстро поняла, что ошиблась, потому что они загородили нам дорогу. А потом… потом… – Я скомкала салфетку в руках. – Потом они стали кричать: «А ну, выворачивайте карманы! Выворачивайте карманы!» И так несколько раз. «Выворачивайте карманы!» Один из них вцепился в мою сумку. Он стал вырывать ее у меня, а я, крича, старалась ее удержать. Я помню резкую боль в плече, когда они схватили меня, и жжение от ремешка сумки, давившего мне на запястье. Они кричали, что я грязная сука и что они перережут мне глотку. А я все еще сопротивлялась, не желая отдавать сумку, но тут один из них ударил меня. Вот сюда. – Я дотронулась до щеки. – И я упала. Я лежала на асфальте, крича от ужаса, а они убегали с моей сумкой. Впрочем, один остался. – Я сделала паузу. Лицо Дэвида окаменело. – Он все еще был рядом со мной, пытаясь сорвать у меня с пальца кольцо, подаренное Александром. Я сжала руку в кулак, но этот тип разжимал мои пальцы – я думала, он их сломает, – и я до сих пор чувствую его мерзкое дыхание. Потом я ощутила невыносимую боль в боку, услышала слабый хруст и не смогла дышать. Боль была чудовищная. Я поняла, что кольцо исчезло с моего пальца. Послышались быстрые шаги, а вскоре после этого – полицейская сирена. – В горле у меня стоял ком. – Прости. – Чайная роза расплылась перед моими глазами. – Прости. Минутное молчание.

– А где же был Александр? – еле слышно спросил Дэвид.

Меня захлестнуло волной стыда.

– В общем… вот так все и произошло. – И тут слезы хлынули у меня из глаз.

– Его там не было?

Я не ответила.

– Он убежал?

Я кивнула.

Дэвид накрыл мою руку своей, и слеза капнула на нее. Другой рукой он достал из кармана платок и дал его мне. Еще одна пауза.

– Когда же ты снова увидела его?

– В больнице. «Скорая помощь» отвезла меня в Уиттингтон. Я лежала на носилках, мне было больно дышать из-за удара в ребро, и жутко ломило затылок, потому что, падая, я стукнулась о край тротуара. Мне дали сильное болеутоляющее, от которого меня затошнило. А потом занавески раздвинулись, и возник Александр. Я никогда не забуду выражения его лица. Конечно, он был потрясен, – у меня ведь лицо было разбито, и все такое. Но в то же время я заметила, что ему стыдно и он пытается скрыть свой стыд.

– Боже… И что же он сказал?

– Сначала ничего. А потом: «О, Миранда!» – таким взволнованным голосом. Он попытался взять меня за руку, но я не позволила. Я просто посмотрела на него, а потом отвернулась. И в тот момент мы оба поняли, что все кончено.

– Но он хотя бы попробовал объяснить свое поведение?

– По его словам, он кричал мне: «Бежим!», а потом решил, что я побежала с ним.

– А ты помнишь, чтобы он кричал?

– Нет. Там была такая суматоха… Может, он и кричал – я уже не знаю…

– Но в любом случае, – пробормотал Дэвид, качая головой, – ему следовало убедиться, что ты бежишь с ним.

– Да, – всхлипнула я. – Ему следовало в этом убедиться. – Я промокнула глаза платком. – Но он этого не сделал. Он просто… у-бе-жал. Это такой звериный инстинкт: бьют – беги, вот Александр и убежал. Я ведь очень быстро поняла, что он поступил именно так. И знаешь, о чем я все время думала? О том, как удивительно, что он смог так быстро бежать, ведь у него серьезно повреждена мышца. Вот поэтому, – сказала я, шмыгнув носом, – я и разорвала помолвку.

– Жуткая история, – промолвил Дэвид. Он снова взял мою руку – на сей раз в обе свои. – Ты ведь такая маленькая… Но ты выдержала бой. Ты очень смелая.

– Вовсе я не смелая. Я просто разозлилась. И вся ирония в том, что я не хотела отдавать им свое кольцо – ведь оно так много для меня значило, хотя Александр и убежал. Его имя переводится как «защитник», – добавила я, – «защитник мужей». Об этом я тоже думала.

– Так он… попросил у тебя прощения?

– Нет – это значило бы, что он признал свою вину. Я ведь из-за чего так глубоко оскорблена?

Если бы Александр попросил прощения и признал, что поступил скверно, я могла бы его простить. Уважать – нет, но простить простила бы. Но он только извинился, пытаясь обставить все так, как будто возникла ужасная путаница и он думал, что со мной все в порядке. Еще он очень напирал на то, что, возможно, не разобрался в ситуации, поскольку был под хмельком.