Елена Купцова - В кольце твоих рук Страница 53

— О-о, Майкл!

Он оторвался от нее, требовательно и нежно взглянул в глаза.

— Уйдем отсюда.

Стремительный полет автомобиля, яичные желтки фонарей, сверкающие плиты пола в подъезде, шелест лифта, щелчок замка. Все эти образы, звуки, краски доносились до нее, как во сне.

Майкл провел ее по коридору в гостиную, включил настольную лампу. Мягкий розовый свет залил комнату. Наташа подошла к столу, утопая по щиколотку в пушистом ковре.

— Что это?

На полированной поверхности стола матово светилась женская фигурка из темного дерева. Закинутые за голову руки, изящный изгиб спины, струящиеся длинные волосы. Лицо только намечено, оставляя полную свободу воображению.

— Красиво.

— Это Виктория мне подарила на прощание. Помнишь ее? — Наташа кивнула. — Я люблю думать, что это ты.

Он стоял у нее за спиной. Даже не прикасаясь к нему, она чувствовала близость его большого, напрягшегося ожиданием тела. Безумное желание охватило ее. Она не хотела, не могла больше ждать.

Взвизгнула «молния», шорты упали к ее ногам. Блузка порхнула следом. Как сквозь туман, она услышала треск отрывающихся пуговиц.

Его горячие руки скользнули к ее груди, к напрягшимся от возбуждения соскам. Пульсирующие волны пробежали по ее телу. Из стиснутых зубов вырвался протяжный стон. Не надо никакой предварительной игры, никаких утонченных ухищрений. Это будет потом, потом. Сейчас ей хотелось только одного: чтобы он взял ее, избавил поскорее от сосущей, изматывающей тяжести между ног.

Наташа качнулась к столу, уперлась в него руками. Он вошел в нее одним ударом, властно заполнил ее всю, целиком, без остатка. Она завибрировала всем телом и подалась ему навстречу; ускользнула, вернулась снова. Он что-то кричал, и его буйная радость, его наслаждение отдавались в каждой клеточке ее существа.

В изнеможении они рухнули на ковер, убаюкивая друг друга в тесном объятии. Наташа опомнилась первой, приподнялась на локте и посмотрела на него.

— Мы, наверное, переполошили всех соседей?

— Не волнуйся. Квартира занимает целый этаж. Вокруг никого нет.

— Зачем тебе так много?

— Разные были мысли, когда я ее покупал.

— Почему ты не женился?

— Ждал второго пришествия. Иначе никак не объяснишь. Ведь ничего не изменилось. Ты по-прежнему моя женщина.

У Наташи задрожали губы. Чтобы скрыть смятение, она уткнулась лицом в его плечо. Он задумчиво перебирал ее волосы, прислушиваясь к ее дыханию. Все просто и сложно, как всегда в этой жизни.

— А ты?

— Я замужем.

— Все хорошо?

— Да. Ведь у меня есть… сын.

Это выговорилось на удивление легко. И ничего не произошло, ни землетрясения, ни тайфуна, даже люстра не покачнулась.

— Вот оно, значит, как.

Все происходящее здесь лишь волнующий эпизод в ее жизни. Главное осталось там, в России: семья, муж, сын. Она принадлежит им. Побудет здесь, развлечется и вернется домой Она ведь всегда возвращается.

Сын. Как особенно она это сказала.

— Какой он? Такой же красивый, как и ты?

— Гораздо красивее. Он уже большой. Ему четырнадцать лет. Наташа почувствовала, как напряглась его рука. Он взял ее за подбородок и заглянул в глаза.

— Повтори, что ты сказала.

— Его зовут Миша, Майкл.

— Мой сын, — прошептал он, холодея. — Мой сын. У меня есть сын, а ты хотела скрыть это от меня. Господи, почему?

— Ты забыл, что я жила за «железным занавесом»? А потом, когда этот кошмар наконец кончился, прошло уже слишком много времени, я ничего о тебе не знала, вышла замуж, все как-то успокоилось, устоялось. Время лечит.

— Ни черта оно не лечит! — взорвался Майкл. — Иначе ты не была бы сейчас со мной.

— Все вышло случайно, Сьюзен сама заговорила о тебе.

— Не лги, Наташа, ни мне, ни себе. Не надо. Ты сама позвонила мне и пришла в «Трэмп». Никто тебя не принуждал. Сама видишь, что годы ничего не изменили. Мы по-прежнему нужны друг другу.

Он провел пальцами по ее животу. Здесь она носила их сына. Он родился и вырос без отца, но он имеет право знать правду. Еще не поздно, еще можно что-то изменить.

Утро застало их в постели. Рука Майкла уютно примостилась в нежной ложбинке между ее ног. Он поочередно сгибал и разгибал пальцы, проникая во влажную трепещущую глубь.

Наташа в изнеможении откинулась на подушки.

— Ты ненасытен, Майкл.

— Ты тоже, моя прелесть. Один сплошной сладкий сон. Мне кажется, мы могли бы не вылезать из спальни целый месяц, столько в нас накопилось за эти годы нерастраченной любви.

Наташа тихо засмеялась.

— Я сейчас распадусь на молекулы.

Она действительно ощущала небывалую легкость во всем теле. Вот-вот взлетит.

— Видел бы тебя сейчас этот вчерашний фотограф. Как его?

— Лео.

— Ну да. Всю свою пленку бы на тебя извел.

— Страх какой. Я сейчас, наверное, похожа на пугало.

— Не говори так. Утомленная богиня после ночи любви. Воплощение эротических грез.

— Вам следует быть поосмотрительнее, господин льстец. Так ведь недолго и избаловать меня.

— Зачем заглядывать так далеко? Будем решать проблемы по мере их поступления.

— Легче их просто не создавать.

— Дурочка! Я рожден для того, чтобы баловать тебя. Или ты до сих пор этого не поняла?

— Теперь, кажется, начинаю понимать. Боже мой, я же совсем забыла! Я обещала Лео подъехать сегодня в студию.

— Поедешь?

— Ты против?

— Нет, конечно.

— Но тебе было бы приятнее, если бы я осталась?

— Не то. Просто мне не совсем понятно. Утомительный сеанс под жаркими софитами, неестественные позы. Я бы предпочел расслабиться где-нибудь в парке.

— А знаешь, почему женщины любят художников?

— Почему?

— Они фиксируют мгновения быстротечной жизни. Фотографы те же художники. Завтра я буду совсем другой. А на фотографиях Лео такой, как сейчас. Кроме того, ты все равно уходишь.

— К сожалению. Пара скучных, но важных встреч.

— Ну вот. Мало того, что он запечатлеет мою небесную красу, он еще поможет мне скоротать время.

Майкл потянулся к ней и поцеловал в нос.

— Ты меня убедила. Давай собираться. Надо еще забрать вещи у твоей квартирной хозяйки.

— Майкл?

Голос Лоры Трентон в телефонной трубке был, как всегда, сдержан и прохладен. Услышав ее, любой подумал бы, что эту женщину невозможно вывести из равновесия. Утонченная и элегантная, она являла собой реальное воплощение англичанки.

Майкл представил себе ее тонкое лицо в обрамлении светлых волос. Она была вся в полутонах, как набросок пастелью. Немыслимо было представить ее одетой в красное или ярко-желтое, за рулем мотоцикла или орущую на рок-концерте. Зато она великолепно смотрелась в вечерних туалетах или в белом кружевном платье и широкополой шляпке на площадке для игры в крокет.