Анна Богданова - Нежные годы в рассрочку Страница 53

– Тебя окатила какая-то худенькая девушка с длинными волосами! – хохоча, сказала одна из его поклонниц.

– Ой! Артурчик, ты сейчас на мокрую курицу похож!

– От причёски ничего не осталось!

– Я убью эту стерву! – орал вне себя Артурчик, а Аврора покатывалась со смеху в кустах.

Минут через пять наша героиня появилась на пляже уже без ведра и как ни в чём не бывало, расстелив широкое банное полотенце, улеглась загорать.

– Аврорка! Я тебя щас убью! Ты зачем меня водой окатила?! – подскочил к ней Артур, злобно сверкая глазами.

– Ты сначала в девках своих разберись, а потом ко мне подходи! И вообще, здороваться надо. Тебя разве не учили? – равнодушно проговорила она и пошла купаться.

До конца отдыха Аврора больше ни с кем не целовалась и никому не подавала надежды, несмотря на то, что число её поклонников увеличивалось с каждым днём. Она решила хранить верность если уж не Костику, так Юрке Метёлкину.

Славик всюду таскался за Любашей, лишь изредка, улучив минуту, он шептал Авроре:

– Одумайся! Реши что-нибудь! Дай мне ответ! Пойдёшь за меня? Я всё, всё брошу и буду ждать тебя!

– Решила. Нет, не пойду. Не бросай и не жди, – отвечала она, хотя Славик и нравился ей. Но ход её мыслей был примерно таким: зачем спрашивать меня о том, выйду ли я за него или нет? Ведь если человек любит, он не станет спрашивать, а просто будет ждать. А Славику нужна гарантия – гарантия того, что не зря он ждёт, не зря мается.

Именно в то лето на море Аврора и поняла, что не такая уж она на самом деле уродина, как утверждали мамашины знакомые, не такая уж и нескладная. Даже её ненавистный нос с горбинкой и тот нравится мужчинам. Однако осознав, что красота – страшная сила, героиня наша ничуть не зазналась, не заважничала и не вообразила себя бог знает кем.

Она вернулась в Москву такой же наивной, неискушенной девушкой, разве что приобретя небольшой опыт в искусстве поцелуя (если такое искусство вообще существует), загорелая и похудевшая.

Геня был в отъезде – у него, кажется, появилась девушка в Ленинграде, хотя он об этом и не говорил, но судя по тому, с каким рвением он каждый раз нёсся на «Стрелу», боясь опоздать, дело обстояло именно так.

Вот у Зинаиды Матвеевны, в отличие от своих детей, на личном фронте было неважно. Она, отправив Арку на юг, преследовала свои цели. Она несколько месяцев мечтала о том, как закрутится с новой силой, разгорится в отсутствие детей их роман с Владимиром Ивановичем. Но тот, как обычно, всё испортил.

Когда Аврора появилась дома, она сразу же заметила, что родительница не в духе – всё раздражает её: чемоданы, разбросанные там и сям дочерины вещи и сама дочь, несмотря на то, что она не видела её больше месяца.

– Папа знает, что я приехала? – спросила Аврора мамашу, собирая в кучу грязное бельё. – Я хотела бы встретиться с ним в эту субботу.

– Твой отец – идиот! – воскликнула Зинаида Матвеевна и со злостью отшвырнула счёты на край стола. – Мало того, он ещё и психопат!

– Почему?

– Потому что лежит в психбольнице! Вот почему! – с негодованием и обидой прокричала Зинаида и поспешила отвернуться, чтобы дочь ни в коем случае не увидела навернувшихся на её глаза слёз и нервного покраснения лица.

– Как в псих... больнице?! Что с ним? Почему? Его оттуда выпустят? – тревожно спрашивала поражённая неожиданным известием Аврора.

– А чо ж не выпустят?! – громко прихрюкнув, вызывающе молвила Зинаида Матвеевна. – Выпустят! Это ж не тюрьма! Это ж больница! Вот подлечат и выпустят! И потом он сам туда напросился!

– Как – сам? – Аврора не понимала ровным счётом ничего. Разве нормальный человек, каким она считала своего отца, мог по собственной воле лечь в психиатрическую больницу? Несмотря на его взбалмошность, вспыльчивость и горячность, наша героиня и предположить не могла, что её родитель – псих.

– А вот так! – прокричала Зинаида Матвеевна и вылетела пробкой из комнаты. Она метнулась на кухню, которая в доме Гавриловых-Кошелевых предназначалась не только для приготовления еды и последующего её уничтожения, но и для горьких надрывных слёз и истерик.

Как потом оказалось, Владимир Иванович взял отпуск и вместо того, чтоб ублажать свою бывшую жену в отсутствие Авроры и при частых отлучках Гени, укатил в дом отдыха, куда-то на Волгу. Двадцать дней и ночей он безумствовал, предаваясь хмельным оргиям и разврату. На двадцать первый взял себя в руки, вспомнив наконец о великой цели поездки, окончание которой умудрился приурочить ко дню рождения своего начальника – Клавдия Симоновича Люлькина, заведующего отделом фотографии в славном магазине на Красной площади.

Этот самый Клавдий Симонович долгое время портил кровь Аврориному отцу, занимаясь исключительно тем, как выражался Гаврилов, что «харкал» в его «чистую, открытую, неиспорченную душу». То возьмёт и премии лишит, то отгул не даст, когда нужно, то в выходной заставит работать – одним словом, падла какая-то, а не Клавдий Симонович.

Ко всему прочему Люлькин, к чрезвычайному отвращению Владимира Ивановича, обладал... женской грудью. Гаврилов посмотрит на начальника под одним углом зрения и видит вдруг перед собой не Клавдия Симоновича, а Клавдию Симоновну с роскошной грудью. Скользнёт взглядом выше – бат-тюшки! – что ж за Клавдия такая с густыми усами и окладистой бородой!

Да, да, Люлькин был гермафродитом! Внешность Клавдия Симоновича считалась не то чтобы странной, а прямо скажем, из ряда вон выходящей, постыдной и гнусной, и вызывала порой ничем не прикрытую брезгливость со стороны сотрудников, при том, что сам-то он в этом не виноват. Что ж поделаешь, если природа так посмеялась, так пошутила над этим человеком? И всё было б ничего. И сослуживцы, возможно, смирились бы с этой ошибкой природы в лице Клавдия Симоновича, если б он не был таким желчным, вредным, нудным и дотошным. Хотя и тут можно оправдать Люлькина – поистине неординарная внешность не могла не наложить своего негативного отпечатка на его характер. Обречённый на одиночество, непонятый и осмеянный, он в качестве защиты выбрал лютую злобу по отношению к окружающим, считая, в свою очередь, что он-то как раз нормальный – это они, все остальные, ошибки природы. Что ж, каждый ищет тот путь и те средства, которые помогают выжить в нашем непростом мире.

Но Владимир Иванович понимать проблемы Люлькина не желал, влезать в душу и искать там оправдания его гнусного поведения был не намерен. Напротив, он горел желанием отомстить начальнику и, придя в чувство от длительного запоя, на двадцать первый день своего пребывания в доме отдыха схватил сачок и коробку из оргстекла с крышкой, в которой, еще будучи в Москве, просверлил крупные дырки, и отправился на местные болота.