Татьяна Осипцова - По ту сторону зеркала Страница 54

— Да нет, не ремонт. Уезжаю я, и квартиру эту продаю.

— Уезжаешь? — удивилась соседка. — Куда? Да что ты в дверях стоишь? Проходи. У меня щи как раз поспели, пообедаешь со мной?

— Спасибо, — Надя только сейчас сообразила, что у нее в доме даже хлеба нет.

За обедом она рассказала соседке все. Та охала и ахала. Затем посокрушалась, что вместо милой девушки, которую с самого детства знала, за стеной будет проживать незнакомец кавказской национальности, и в заключение сказала:

— Так тебе коробки нужны вещи выносить? Ну, правильно, много ли с собой увезешь, да еще в самолете — там же за вес платить… А знаешь, как раньше делали? Помрет какая старушка, подруги ее приходят и берут что-нибудь на память. Кто платье, кто кофточку, кто пальто. Я вечером пойду, на скамеечке во дворе посижу и всех соседок оповещу — приходите, мол, и берите кому что надо. Чем бомжей экипировать — пусть лучше соседям достанется. Может и из твоих вещей что пригодится. И посуду, я думаю, всю разберут. Не домой, так на дачу.

Так и сделали. На следующее утро Надя занесла к соседке собранную сумку, отдала ей ключи, а сама пошла к Ксении, пересидеть время, пока окрестные старушки будут разбирать вещи из ее квартиры.

Когда она вернулась домой, у нее сжалось сердце. Больно было смотреть на распахнутые почти пустые шкафы, осиротелые полки, кухню, на которой не осталось ни чайника, ни кастрюльки.

Деятельная соседка принесла коробки и стала собирать в них оставшийся хлам, приговаривая:

— Ну вот, совсем другое дело! А то сколько бы раз тебе пришлось вниз-вверх таскаться, да и коробок не напастись все вытаскивать.

Надя ходила по опустевшей квартире и мысленно прощалась с домом, в котором выросла. Завтра с утра она съездит на кладбище, а после покинет родной город. Должно быть, навсегда. Она вздохнула и потащила первую коробку на помойку.

На следующий день они с Ксенией стояли на платформе возле электрички на Новосибирск.

— Что ж, Наденька, — со вздохом сказала подруга, — больше уж, наверное, не увидимся никогда. Ты звони…

— Конечно, позвоню. А насчет того, что не увидимся — ерунда. Как только у меня все устроится — Вера выздоровеет, и с жильем определюсь, — приезжайте вместе с Семеном ко мне в Петербург.

— Не раньше, чем через пару лет, если денег на дорогу наскребем.

Надя помолчала. Да, собраться в гости на другой конец страны — это тебе не на соседнюю улицу, на чашку чая.

— Если на хорошую работу устроюсь, я половину проезда оплачу, вы только приезжайте, — попросила она.

— Выдумала! Дорогу она будет нам оплачивать!

— А вдруг я еще раз выиграю? В какую-нибудь лотерею? — пытаясь разрядить обстановку, улыбнулась Надежда.

— Ну, разве что выиграешь… — согласилась Ксения. — Тогда, да. Ну, тебе пора. Дай я тебя поцелую, и иди.

Глава 18

На следующее утро Надя опять была в онкологическом центре, и сообщила сестре, что все свои дела устроила и теперь навсегда обоснуется в Питере. Вера не стала спрашивать о подробностях, о деньгах, которые удалось наскрести, но в глазах ее затеплилась надежда. В этот день они, словно сговорившись, молчали о предстоящей операции. Надя расспрашивала сестру о ее путешествиях, о местах, где она побывала, и вздыхала:

— Счастливая ты, а я вот ничегошеньки не видела в своей жизни — только свой городок, Новосибирск, да вот теперь еще Питер. А ты — и по стране поездила, и по загранице, и на кинофестивалях бывала, со знаменитостями знакома…

— Что знаменитости? Такие же люди, как все, только воображают о себе… А я для них кто — так, пустое место… Я же ничего никогда из себя не представляла. Ни талантов особых, ни образования… Но если разобраться, они-то тоже далеко не все умом блещут…

И она рассказала, как один молодой и очень популярный актер попал впросак из-за того, что не знал элементарных вещей, из тех, что еще в школе проходят.

— Да, — подтвердила Надя. — Я тоже заметила, когда в передачу «Миллионер» стали приглашать знаменитостей, что не все они умные люди.

— Вот-вот, лучше не позорились бы, не выставляли свою тупость на всеобщее обозрение… Но что поделать — промоушн.

— Никогда не могла понять, что значит это слово…

— Раскрутка, реклама, напоминание о себе с большого экрана… Им ведь надо постоянно тусоваться и быть на виду, чтобы о них не забывали режиссеры и продюсеры.

— А мне показалось, что некоторые идут на эти шоу, чтобы проверить уровень своего интеллекта…

— Среди актеров с интеллектом в основном те, для кого актерство — вторая специальность. В театральных вузах программа специфическая…

— Но некоторые из них даже литературы не знают!

— Это молодежь. Им все времени не хватает. Начинают делать карьеру с семнадцати лет, вот и отстают по всем статьям от старых зубров…

Они проговорили так до самого врачебного обхода: об актерах, о любимых фильмах, о мыльных операх, которые заполонили телеэкраны. После обхода Надя покормила Веру обедом, который принесла в двух кастрюльках, укутанных в газеты и полотенца. Сестра похвалила стряпню тети Фани, но съела совсем чуть-чуть.

— Прости, — извинилась она. — Если больше проглочу — все вывернет. Не лезет в меня еда.

— Ничего. Может, потом доешь, понемногу? Я еще фруктов привезла — абрикосы, персики, виноград… Ты сама поешь потом? Я сегодня остаться не смогу, но завтра пробуду у тебя целый день.

Надя спешила домой, то есть к тете Фане — мысленно она еще не называла комнату в коммуналке на Васильевском своим домом. Сегодня должен был прийти оценщик из антикварного магазина, и Фаина Абрамовна настаивала, чтобы Надя присутствовала.

— Ты — молодая, где поддакнешь, где возразишь… А то увидит, что дома одна старуха — наверняка облапошит!

Оценщик, представившийся как Михаил Вениаминович, оказался мужчиной средних лет. Осмотрев шифоньер и горку, перебрав серебряные вещицы, он скривился.

— Начало двадцатого века, модерн, но не изысканный. За все серебро вы сможете получить долларов около пятисот — это навскидку. А мебель… Не в таком уж она идеальном состоянии, как вы расписывали по телефону, потребуется реставрация…

Увидев, что Надя стоит столбом и не возражает, Фаина Абрамовна заговорила сама:

— Какая еще реставрация, о чем вы говорите?.. Мебели сто лет, и она еще сто прослужит. Настоящее дерево, никакой фанеры… — и в подтверждение этого старушка распахнула дверцы шкафа, показывая, что и задняя его стенка цельнодеревянная.

— Никакой фанеры? А это что? — указал оценщик на квадратный кусочек в левом нижнем углу. — Там, вообще, наверное, дырка… Крысы проели? Или древесный жучок? Если жучок — мы вашу мебель не купим.