Ирина Степановская - Под крылом доктора Фрейда Страница 55

— Вот ты и ушла от меня, мама. Перестала, наконец, меня мучить. Теперь я свободна. Но, черт возьми, разве свобода — это счастье? Счастье — это любовь. Уж если ты сам не любишь, по крайней мере, надо ценить, что любят тебя. И видит бог, как я тебя любила! Как я нуждалась в тебе! Как я нуждалась хоть в ком-нибудь, кто меня любит! А разве меня кто-нибудь любил? Разве ты, моя мать, меня любила? А теперь ты ушла, бросила меня! И я осталась совсем одна, как тогда, когда ты улетела от меня на этой проклятой туче. И сейчас знаю, что не нужна ни одному, даже самому захудалому человеку на этом свете. Ведь я прекрасно знаю, что родилась из-за чьей-то ошибки, неосторожности и теперь должна жить, вечно нелюбимая, вечно страдающая, с кучей комплексов, с ворохом всякого говна, которое мучает меня с детства и не дает ни отдыха, ни покоя…

Альфия рыдала, запрокинув свою резко выточенную, изящную голову на пыльную батарею, и была так яростна, так непритворно несчастна в своем страдании.

— Сдурела, что ли? Несешь какую-то чушь! Ни с того ни с сего меня разбудила, — донесся ворчливый голос с кровати. — Я уже спать легла. Вчера всю ночь плохо спала. Никак не могла заснуть после речи президента. Ты слышала, что он сказал?

Альфия в изумлении открыла рот, не могла вымолвить не слова.

— Чего ты расселась на грязном полу? Напугала меня чуть не до смерти!

Сердце у Альфии сначала остановилось, а потом забилось с ускоренной частотой.

«Господи! Она жива! Жива! Как я напугалась, что она умерла… — Она ослабла и так и сидела на полу, повторяя про себя как заклинание: — Пусть только живет! Живет! Я готова терпеть все капризы, все глупости, все заморочки! Пусть только будет со мной! Я не хочу быть одна! Я боюсь одна! Не оставляй меня, мама!»

— Ты что, напилась? Что бормочешь? Я и не собираюсь еще умирать! — Мать приподнялась на локте и подозрительно воззрилась на Альфию. — Домой-то сегодня собираешься ехать?

— Поздно уже. — Альфия пришла в себя и встала с пола. — На чем я поеду? Останусь.

— Не будешь ездить, так в квартиру залезут.

— Ой, мама, что там у нас воровать?

Как кстати в кармане оказался бумажный платок! Альфия подошла к зеркалу и высморкалась.

— У тебя что, насморк? Тем более надо ехать домой. Да все-таки без присмотра квартиру нельзя оставлять. Последнее унесут.

— Тебе квартира важнее или мой насморк? — Альфия, улыбаясь, подошла к кровати. Нагнулась поцеловать сухую материнскую щеку.

— Иди, иди! Меня еще заразишь! И завтра не приходи! Возьми больничный и сиди дома!

— Нет у меня никакого насморка, — отошла подальше, как ей велели, Альфия. — Да даже если и был, на кого я отделение оставлю?

Мать посмотрела на нее, как показалось Альфие, хитро-хитро.

— У тебя теперь молодой помощник есть. За него, что ли, замуж собираешься? Так это напрасно. Не выйдет у тебя ничего. Он тут другую обхаживает. Да и не нужен он тебе. Изменять будет.

— Спокойной ночи, мама.

Альфия вышла из материной комнаты со смешанным чувством. «Господи! С одной стороны, как хорошо, что мать осталась жива. А с другой… разве она не могла сказать мне что-нибудь хорошее на прощание?»

— Тогда она не была бы моей матерью, — ответила Альфия себе вслух и вновь отправилась в свой кабинет.

Давыдов

Давыдов все-таки дожидался ее под дверью. У него был такой умоляющий вид, что Альфия распахнула перед ним дверь.

— Входите.

Он вошел и сел на уже привычное место возле стола. Альфия включила настольную лампу.

— Как быстро проходит лето, — сказала она. — Казалось, только что все мечтали, чтобы спала эта небывалая жара, а вот уже и прохладно, и вечерами темно. Сентябрь.

Давыдов молчал. Альфия прикрыла форточку, прошла к своему столу.

— Вы, кажется, хотели со мной поговорить?

— Вы что, все время задерживаетесь в отделении допоздна?

— Часто. Но вы ведь не об этом хотели меня спросить.

— Да. Не об этом, вы правы, — он вздохнул. — Не знаю, как вас об этом попросить, но… не могли бы вы дать мне частную консультацию или, как это у вас называется, побеседовать со мной… Я имею в виду профессионально, как психиатр. Все будет оплачено!

Альфия посмотрела на него с усмешкой.

— Зачем вам такая беседа?

Он заторопился.

— Вы будете смеяться, но мне кажется, я тоже болен. Схожу с ума. А может быть, раньше уже сошел, только не замечал этого…

Альфия прервала его.

— Не бойтесь, не буду смеяться. Родственникам больных часто кажется, что они тоже больны. Но вас я могу уверить без всякой беседы — вы совершенно здоровы в нашем отношении.

— Откуда вы знаете?

Она пожала плечами.

— Вижу. Я же психиатр. — Она протянула руку и через стол дотронулась до его плеча. — Да вы не расстраивайтесь насчет себя. Вас, наверное, одолевают мысли, которые кажутся вам странными. Так бывает. Вы начинаете переосмысливать прошлое, вспоминать поступки, на которые раньше не обращали внимания…

Он вновь удивился:

— Откуда вы все знаете? Да. Так и есть. И я не могу с этим справиться. Я даже спать не могу!

Она улыбнулась.

— Вам будет легче, если я вам расскажу, что двадцать минут назад вела себя в точности как больная. Сама себе удивляюсь.

— Вы? Всегда такая разумная, строгая, просчитывающая каждое слово…

Альфия усмехнулась.

— Да-а, это не комплимент. Ну что же, сама напросилась. А, кстати говоря, не расскажете, если уж пошел разговор, что за мысли вас мучают?

Он не сразу стал говорить. Собирался с мыслями.

— Вы ведь видите, конечно, что Таня сейчас стала совсем другим человеком. Но другая она для вас, потому что вы не знали ее раньше. А для меня она всегда была такой, как сейчас. Она была такая всю жизнь. Сколько я ее знал до болезни.

— Так что же в этом плохого? — не поняла Альфия.

— Ну как же! Я же всю жизнь считал ее здоровой. Если хотите, нормальной. Потом с ней что-то случилось. Но теперь она вернулась к своему обычному состоянию. А я, ее муж, не могу.

— Что именно не можете?

— А ничего не могу. Теперь со мной что-то произошло. Я не могу воспринимать ее ни как ученого, ни как женщину. Я теперь думаю о ней только как о больном человеке, больной жене. Все мои мысли о ней теперь сводятся к тому, как ее получше устроить, как что-то сделать для нее — накормить, помыть, постирать. Чем ее порадовать, что ей принести…

Альфия откинулась на спинку стула.

— Но это же прекрасно! Миллионы женщин мечтают, чтобы о них заботились.

Он рассердился.

— Нет, вы не понимаете! Или делаете вид, или не хотите понять. Женщинам не нужна такая забота. То, что я чувствую, — это забота благотворительной организации, этакого фонда по улучшению содержания больных. А людям нужна любовь! Но я больше не могу любить. Во всяком случае, так, как я любил раньше. И не знаю, как с этим жить и что с этим делать. И я вас прошу: если вы можете, помогите мне!