Изабель Вульф - Собачье счастье Страница 56

– Он поцеловал тебя, – повторила потрясенная Дейзи уже шепотом. – Вот это да! А что еще?

– Ничего.

– Хочешь сказать, вы ограничились поцелуем?

– Да. Поцелуй на сон грядущий – и больше ничего.

– Где?

– У него в машине.

– Ого! В щеку или в губы?

– Ох… Ну, в губы, если уж тебе так хочется знать. – От этого воспоминания у меня внутри разлилось тепло.

– Вот это да! – снова воскликнула подруга. – А потом?

– Потом я поблагодарила его за чудесный вечер, открыла дверцу и выбралась из машины.

– И ты не пригласила его к себе?

– Нет – мне показалось, что это было бы неправильно.

– Почему?

– Потому что я не могла прийти в себя после нашего с ним разговора. Но мы увидимся снова.

– Когда?

– В пятницу. Он позвонил вчера вечером и спросил, свободна ли я.

– Сдается мне, он хотел большего, чем просто поцеловать тебя, – со знанием дела заметила Дейзи, прихлебывая свой кофе.

– Думаю, так и есть. То есть я знаю, что так и есть… хотя это очень уж скоро. Понимаешь, Дейзи, мы встретились всего в третий раз. В любом случае он наверняка объяснит мою медлительность тем, что я все еще переживаю разрыв с Александром.

– А это действительно так?

– И да, и нет. Мое сердце не разбито – я просто обозлена и разочарована. Кстати, я рассказала Дэвиду о случившемся.

– Правильно. Могу себе представить его ужас!

– Да, он принял это близко к сердцу.

– Значит, вы стали ближе?

– Да.

– Ну вот, теперь у тебя есть личный фотограф, – хихикнула Дейзи. – Готов небось всю пленку на тебя перевести.

Я закатила глаза.

– А ты с ним заигрывала?

– Нет. Мне кажется, это невозможно, – чуть слышно прошелестела я. – А ты бы смогла заигрывать с тем, кому в прошлом нанесла «тяжелые телесные повреждения»?

– Гм… Да, это было бы… сложновато.

– То-то же. Знаешь, кажется, я нравлюсь ему в первую очередь из-за того, что он считает меня «загадочной». Но ведь на самом деле я не такая – просто рядом с ним я все время терзаюсь своей виной. И вот, по иронии судьбы, именно это его и привлекает во мне. Он все время повторяет, что я – как же это? – а, «заинтриговала» его.

Дейзи покачала головой.

– Ты нравишься ему, потому что ты ему нравишься, Миранда. Ладно, поговорим о самом главном – как рассказать ему… А как ты собираешься ему рассказать?

Я тихо застонала.

– Не знаю. Чем больше я общаюсь с ним, тем больше хочу открыть ему правду и в то же время тем меньше – а вдруг он не захочет меня видеть? И ведь в этот раз он говорил со мной о… той истории, Дейзи. Я спросила его, смог бы он когда-нибудь простить человека, который это сделал, и он ответил, что вряд ли.

– Но если бы он узнал, что это ты, то, возможно, простил бы.

– Не знаю. У меня нет оснований для таких выводов. Это слишком серьезная вещь. Но мне нужно, чтобы он меня простил, потому что я…

– Ты… влюбилась в него?

Я посмотрела на подругу.

– Возможно. Да, пожалуй, я близка к тому. Я нахожу его очень… привлекательным.

– Ну, тогда стоит подождать, пока он влюбится в тебя.

Эта идея показалась мне соблазнительной, и я мечтательно отхлебнула капуччино, но через мгновение решительно отставила чашку.

– Не могу. Это будет нечестно.

– Да, – со вздохом согласилась Дейзи. – Ты, конечно, права. Дэвид может решить, что ты обманываешь его. Да, вот такая перед тобой нравственная дилемма…

Мы помолчали. Официантка принесла счет.

– А знаешь, что еще сказал Дэвид? – сказала я, потянувшись за сумкой. – Оказывается, его отец никогда не участвовал в экспериментах над животными. Тогда я не понимаю, почему Джимми так поступил с отцом Дэвида, – просто не понимаю. Нужно в этом разобраться.

– Так спроси Джимми, – предложила Дейзи. – Обратись к нему через палату общин.

– Но письмо может попасть к его пресс-секретарю.

– Тогда напиши на домашний адрес.

– А если жена увидит письмо?

– В таком случае запишись к Джимми на прием и побеседуй с ним приватно.

– Не думаю, что это возможно. Он наверняка откажется от встречи со мной, а если я буду настаивать, обвинит меня в попытке шантажа. Видишь ли, Дейзи, у Джимми влиятельные друзья. Он может обратиться к прессе с сообщением о том, что я шантажирую его. Джимми скажет, что я была до безумия влюблена в него, – а это чистая правда. Он не постесняется упомянуть и мои страстные письма, в которых я клялась сделать для него все что угодно. Он просто уничтожит мою репутацию.

– Но, Миранда, тебе тогда было всего шестнадцать!

– И что с того? Бульварной прессе на это наплевать. Впрочем, Дейзи, суть в том, что я больше не хочу видеть Джимми. Это дело моей совести, а не его.

Кстати, по-моему, у этого везучего мерзавца и нет совести, что, должно быть, здорово облегчает ему жизнь.

– Ты очень жестока к себе, Миранда, – сказала Дейзи, оглядываясь по сторонам и проверяя, не слышит ли нас кто-нибудь. – Я еще понимаю, если бы ты изготовила эту бомбу, – прошептала она, – а так ведь ты даже не знала о ее существовании. Ты же была уверена, что это видеокассета.

– Так мне сказал Джимми. Он объяснил, что это кассета о неврологических экспериментах над обезьянами, с помощью которой он хочет усовестить профессора Уайта. У меня не было причин сомневаться в словах Джимми.

– Я могу представить, как ужасно ты себя чувствуешь из-за того, что принимала в этом участие, но ведь ты не несешь ответственности за происшедшее. Почему же ты тогда так себя винишь?

– По одной простой причине: я молчу об этом преступлении. Я ведь с самого начала понимала, что должна рассказать о нем кому-нибудь – моим родителям, преподавателю или полицейским. Однако, пытаясь защитить себя, я хранила молчание, и именно поэтому у меня так скверно на душе. Но хуже всего приходится Дэвиду, поскольку он так и не узнал имена виновных. И это ужасно.

Мы подали официантке свои кредитные карточки.

– Но почему Джимми был так уверен в своей безнаказанности? – шепотом спросила Дейзи.

– А он вне подозрений.

– Почему?

– Потому что он много раз публично высказывался против насилия. Он писал статьи для местной газеты, в которых утверждал, что это неправильная тактика, и нападал на ФОЖ.[34] Вот все и считали Джимми смелым и принципиальным. Кстати, он мне сам об этом говорил. Он утверждал, что мы сумеем отстоять права животных только в том случае, если будем воздействовать на умы и сердца.

– То есть на него бы не подумали?

– В том-то и дело. А вот на меня могли подумать, поскольку моя репутация не была столь безупречна. Я очень боялась, что ко мне нагрянет полиция, и пугалась каждого стука в дверь. Но ко мне так и не пришли, возможно, потому, что ничего серьезного за мной не числилось. В любом случае полиции было чем заняться и без меня, ведь кругом хватало настоящих экстремистов. Впрочем, до арестов дело не доходило ни разу.