Мария Воронова - Книжная девочка Страница 56

Руслан быстро обнял мать и сразу отстранился.

– Не жалей, мама, – сказал он серьезно. – У меня было хорошее детство. Мне очень нравилось, что у меня такие родители. И я бесконечно благодарен тебе, что ты оставила работу, когда это действительно стало необходимо.

Женя взглянула на Ольгу. Та по-прежнему сидела тихо, как воспитанный ребенок.

…Вернувшись домой, Женя хотела позвонить мужу, но, вспомнив о разнице во времени, передумала. Она предполагала, что Костя не рассердится, если она разбудит его неурочным звонком, но не хотела проверять это на практике. Ничего, у нее есть еще один испытанный друг и утешитель – книга. В обществе Дэвида Копперфильда[17] или Бекки Шарп[18] Женя никогда не чувствовала себя одиноко.

Но в этот вечер ей не читалось. Она перебирала в памяти все, что узнала от Анны Спиридоновны, и пыталась выстроить логическую цепочку.

Мать Кати Кречетовой обвиняла в гибели дочери свою сестру, бывшую хозяйку Жениной квартиры. Но от чего бы ни умерла несчастная красавица, скорее всего, Муза Васильевна могла быть виновата только косвенно. Что заставило убитую горем мать говорить о вине сестры? Возможно, ей было слишком тяжело принять, что произошел трагический случай, вот она и стала искать виноватого…

С другой стороны, Муза Васильевна увлекалась «потусторонним». «Даже оккультными обрядами интересовалась», – сказала Волчеткина. Женя поежилась в кровати.

Ах, если бы знать, что произошло с Катей Кречетовой на самом деле!

Женя уже понимала, что поедет в мастерскую кладбища и попробует разыскать мастера, изготовившего памятник. Да, она нарушит обещание, данное мужу, но это уже точно будет в последний раз!

…Она проснулась внезапно, резко, как от толчка. Во рту пересохло, сердце колотилось, как сумасшедшее. Кто я, что делаю здесь? Нужно бежать, спасаться!

Каждый человек переживал такие тревожные пробуждения, и Женя тоже, особенно в детстве.

Она села в постели, прислушалась. Старый дом будто вздыхал, охал, будто хотел ей что-то рассказать, хотя Женя понимала: это всего лишь обычные звуки обычной жизни. Кто-то ходит, кто-то пьет чай, где-то работает стиральная машина.

Но сон как рукой сняло. Женя встала, накинула плед и отправилась в кухню, собираясь попить чаю, а потом заняться дипломом.

Она устроилась на подоконнике, болтая пакетиком в кружке и глядя на ночной город. В свете луны он казался пыльным от выпавшего недавно снега. Будто чулан, где сто лет никого не было. Свет Женя не зажигала, поэтому ясно видела и запоздалого прохожего, и небольшую стаю собак, деловито бегущую к ближайшей помойке.

Ощущение тревоги все не проходило… И вдруг она услышала тихий звук шагов, доносящийся будто с галереи. Там никого не могло быть, но шаги слышались отчетливо. Потом раздался скрип деревянных перил. Женя бросилась к выключателю. Голая лампочка, свисавшая на куске провода, ярко осветила кухню. Кроме Жени, здесь никого не было.

На всякий случай она поднялась на галерею, походила и даже попрыгала. Звуки были другими, не такими, как ей послышалось, зато она обнаружила то, чего не замечала раньше. Небольшой участок деревянных перил галереи и поручень над ними были заменены. Причем давно, когда еще не было современных материалов.

Подумав немного, Женя набрала мужа. Если момент неподходящий, он просто не возьмет трубку. А если возьмет, то посмеется над ее впечатлительностью, и все страхи сразу испарятся.

Но Долгосабуров, выслушав ее сбивчивый рассказ, потребовал, чтобы она немедленно уезжала в гостиницу.

– Костя, но ведь у нас три часа ночи!

– Какая разница? Вызывай шофера!

Несмотря на свою тревогу, Женя не могла не улыбнуться: слово «шофер» ее муж произносил с ударением на первый слог и утверждал, что именно так правильно. А Женя, будущий филолог, должна это знать и бороться за чистоту языка. Филологи ни за что не борются, возражала она, они только фиксируют и изучают происходящие в языке изменения. Ее раздражали жеманные плакатики в метро: «Давайте говорить как петербуржцы». Почему туляк или киевлянин должен говорить как петербуржец? Речь человека – такая же часть его индивидуальности, как лицо и тембр голоса. Одна Женина преподавательница выговаривала «л» как «в», и этот недостаток странным образом подчеркивал ее элегантность и быстрый ум.

– Костя, неприлично срывать человека с постели из-за глупых страхов!

– Ничего, не переутомится!

– А что люди подумают, если я припрусь в отель среди ночи?

– Плевать, что они подумают!

Женя уже жалела о своем звонке – ехать в гостиницу ей не хотелось. Да и страхи уже прошли.

– Ты сейчас в каком городе? – задала она свой обычный вопрос, чтобы выиграть время.

– В Петропавловске.

– А давай я к тебе прилечу? – нерешительно предложила она. – Я так соскучилась!

Долгосабуров помолчал, наверное, что-то обдумывая.

– Что ж, прекрасная мысль. Я собирался послезавтра возвращаться к моим китайцам, но, пожалуй, смогу задержаться на пару дней.

– Ура! – закричала Женя.

– Раз так, я заказываю тебе билеты. Меньше чем через сутки мы уже обнимемся, мое счастье!

Он отключился, а Женя едва не запела от радости. Скоро они увидятся! Она так истосковалась по его рукам, по сухим и жарким поцелуям, по близости любимого тела. И как же хочется, просто до озноба, вдохнуть его запах, потереться щекой об его твердую и колючую, как наждачная бумага, щеку.

Зажигая везде свет, Женя побежала в комнату с эркером – собираться и укладывать сумку. Костя сказал – на ближайший рейс, может быть, ей уже нужно спешить.

В комнате с роялем она поняла, отчего так внезапно и тревожно проснулась. Ее разбудил упавший с рояля портрет Катеньки Кречетовой.

Стекло не разбилось. Женя аккуратно вернула портрет на место.

Глава 14

Искушенные пассажиры ночного рейса спали, а Женя прилипла к иллюминатору, глядя в темноту. Она не знала, над какими городами пролетает самолет. Время от времени внизу появлялись россыпи огней, то большие, яркие, а то совсем маленькие горстки.

А потом они влетели в рассвет. Ночь осталась позади синей стеной, а солнце перечеркнуло небо яркой золотой полосой.

Внизу было Охотское море, покрытое легкими рваными облачками, Женя хотела увидеть корабли, но не разглядела.

Теперь небо было светло-голубое, умытое, чистое, будто только что созданное, а потом впереди и внизу внезапно появились горы, тоже умытые, белоснежные. Одни горы были ровными, приглаженными, а другие – острыми, словно чьи-то пальцы собирали их в щепотки и сминали. У Жени дух перехватило от этой божественной красоты. Самолет пролетел мимо высокого пика, в снегах которого отражалось небо, и ей подумалось, что именно здесь живут суровые северные боги.