Колин Маккалоу - Неприличная страсть Страница 57

Точно так же его не смущало, что существует немало пожилых мужчин, готовых материально поддержать его в обмен на сексуальные услуги с его стороны. Более того, со временем он стал предпочитать общество таких мужчин пожилым женщинам. Они были честнее в своих потребностях и денежных обязательствах, а кроме того, ему не нужно было доводить себя до умопомрачения, без конца повторяя как они красивы и сексуально привлекательны. К тому же их вкусы оказались более высокого уровня: именно от них он узнал, что такое безупречно одеваться, как вести себя, чтобы выглядеть аристократически, начиная от мелкой вечеринки и кончая банкетом у министра, а также искусству выискивать нужных людей.

Сначала было несколько незначительных ролей в незначительных пьесах на сценах незначительных театров, после чего последовало прослушивание в Королевском театре, и он почти получил роль. После второго прослушивания его взяли, и он должен был сыграть значительную роль в известной общепризнанной драме. Критики очень тепло встретили его, и когда Льюс прочитал все отзывы о себе, то понял, что теперь наконец он вышел на прямую дорогу к успеху.

Но наступил сорок второй год, ему исполнилось двадцать один, и его забрали в армию. С этого момента жизнь стала для него бесполезной, бессмысленной тратой времени. Конечно, от крайностей он себя быстро избавил — ему ничего не стоило найти подходящего дурака, которого он мог беспрепятственно использовать в своих целях. Им оказался пожилой кадровый офицер с духовной склонностью к гомосексуализму до тех пор, пока он не встретил Льюса, своего нового заместителя. Он влюбился в Льюса по-настоящему, очень сильно и трогательно, а Льюс этим расчетливо пользовался. Их связь продолжалась до середины сорок пятого года, когда было уже ясно, что война заканчивается, и Льюс, которому все смертельно надоело, порвал со своим начальником, произнеся напоследок обвинительную речь. В нее он не пожалел вложить столько ядовитых презрительных замечаний, сколько мог придумать. Последовала попытка самоубийства, скандал, которому сопутствовали некоторые открытия в финансовой сфере, в частности, значительные расхождения между денежными суммами, проходившими через их руки, и количеством военного снаряжения, полученным за эти деньги. Комиссия по расследованию этого дела очень скоро определила меру участия Льюса, а также его способность сеять хаос и разрушения там, где ступала его нога. Поэтому они обошлись с ним очень просто — отправили его в отделение «Икс», где он по сей день и оставался.

«Но теперь этому пришел конец», — сказал он самому себе.

«Конец!» — прозвучало в темноте палаты.

Какой-то дружелюбно настроенный сержант военной полиции поймал его посреди странствий по Базе номер пятнадцать и сообщил, что госпиталю осталось существовать совсем немного. Они зашли к нему в конуру и распили бутылку пива, обмывая радостную новость. Но теперь, когда он снова в отделении «Икс», мечты о будущей жизни надо отложить. У него есть кое-какие первоочередные задачи. И первейшая из них — разделаться с Лэнгтри.

Глава 4

Верный своему слову, Нейл не стал больше наливать себе, разлив виски в стаканы для Бенедикта и Майкла.

— Господи, ну и надрался же я, — пробормотал он, моргая. — Голова кругом идет. Надо же таких глупостей наделать! Я теперь несколько часов не смогу собрать себя.

Майкл сделал глоток и причмокнул языком.

— Да, штука крепкая. Странно, я никогда особенно не любил виски.

Бенедикт, похоже, отлично преодолел свое первоначальное нежелание пить спиртное, моментально разделался со своей порцией и протянул стакан за следующей. Нейл охотно налил ему еще, убежденный, что Бену это пойдет на пользу.

Льюс, конечно, форменная скотина. Но все-таки до чего же странно, что вожделенные сведения, которые он уже отчаялся получить, пришли к нему именно таким путем. Как ни крути ни верти, а узнал он все о Майкле при помощи Льюса.

Он заставил себя сосредоточиться на лице Майкла, пытаясь увидеть в нем признаки того, о чем говорил Льюс. Что ж, в конце концов все возможно. Но сам он никогда не узнает окончательный ответ на эту загадку. Во всяком случае, тому, что написано в бумагах Майкла, он по-настоящему не верил. Они ведь всегда выдают себя, не могут не выдавать, потому что иначе они просто не смогут добиться своего. Майклу же, это ясно с первого взгляда, нечего выдавать. Но сестренка-то знает, что в этих бумагах, а ведь она не настолько искушена в этом, как мужчины, которые прожили шесть долгих лет почти исключительно в обществе других мужчин. Сомневается ли она насчет Майкла? Ответ здесь может быть только один: конечно, сомневается. В таких обстоятельствах любой засомневается, а она к тому же в последнее время и в самой себе-то не уверена. Но пока что между ней и Майклом ничего не случилось. Так что время у него еще есть.

— А вот как вы думаете, — начал он с трудом, но вполне отчетливо выговаривая слова, — сестренка знает, что мы все влюблены в нее?

Бенедикт посмотрел на него остекленевшими глазами.

— Не влюблены, Нейл! Просто любим. Любим, и любим, и еще раз любим…

— Ну, поскольку она — первая женщина за последнее время, с которой мы так помногу общаемся, — высказался Майкл, — то было бы странно, если бы мы не любили ее. Она очень милая.

— Ты считаешь, что она милая, да, Майкл? В самом деле считаешь?

— Да.

— Не знаю. Милая — мне кажется, не то слово, Я как-то всегда считал, что милая… ну, когда можно прижать, потискать, что ли… Всякие там курносые носики, веснушки, очаровательное хихиканье и прочее. Ну, в общем, сам знаешь. А она — совсем другое дело. Когда первый раз увидишь ее — кажется, она сплошь состоит из крахмала и стали, а язык у нее — как у торговки с базара, но при этом аристократки, И она не хорошенькая. Привлекательна фантастически. Но не хорошенькая. Нет, я не могу сказать, что милая — это подходящее для нее определение.

Майкл поставил стакан и немного подумал, потом улыбнулся и покачал головой.

— Если ты, Нейл, увидел ее именно такой, как ты описываешь, значит, Ты действительно был сильно болен. По-моему, она — прелесть. Глядя на нее, мне хочется смеяться — не над ней, а из-за нее, потому что она есть. Нет, я не увидел тогда, вначале, в ней никакого крахмала и стали, а вот сейчас вижу. Для меня она была милой.

— А сейчас тоже милая?

— Ну я же сказал, разве нет?

— А как ты думаешь, она знает, что мы влюблены в нее?

— Не в том смысле, в каком ты имеешь в виду, — решительно сказал Майкл. — Она — человек, занятый своим делом, и не мечтает всю дорогу о любви. Нельзя видеть в ней школьницу с узким умишком. И вообще, у меня такое странное предчувствие, что если поставить ее перед выбором, она в конечном счете предпочтет свою работу всему остальному.