Линдси Келк - Я люблю Голливуд Страница 58

Блейк первым направился мимо битумных ям в большой парк позади музея, где не было ни души, прислонился к тому, что, согласно надписи, было пластиковой скульптурой гигантского доисторического ленивца, и стал демонстративно смотреть в сторону. Джеймс вздохнул и сел на траву в нескольких шагах. Я переводила взгляд с одного на другого. Блейк стоял с ледяным видом, и по его лицу нельзя было ничего понять. Может, Джеймс потерял сон не только из-за беспокойства по поводу того, что я могу рассказать или сделать?

— Энджел, — начал Джеймс, потянув меня за руку. Я опустилась на траву, не зная, что еще делать. — Во-первых, могу я извиниться?

— Ты это уже сто раз сделал, — отмахнулась я, не сводя взгляда с Блейка. — Лучше я первая скажу то, что собиралась. Извини, если долго репетировал.

— Говори.

Джеймс стиснул мою руку, а я и забыла, что он ее держит.

— Сегодня утром я говорила с редактором. — Я отняла руку и сделала паузу, чтобы посмотреть на его реакцию. Чертов глупый актер никак не отреагировал. Ему бы в профессиональный покер. — Журнал уже не хочет печатать твое интервью.

— Что? — подскочил Джеймс. — Что ты сказала?

— Успокойся, я ничего им не говорила. Пока… — я заметила, что мы почти обратили на себя внимание Блейка. — Вместо этого они хотят, чтобы мы с тобой дали интервью типа «мы влюблены и счастливы» для следующего выпуска «Айкона». Очевидно, как интервьюер я их больше не интересую, потому что теперь я известная шлюха, специально приехавшая в Лос-Анджелес с целью соблазнять селебрити.

— Ты это серьезно? — затряс головой Джеймс.

— Серьезно.

— О Боже, слава яйцам! — захохотал он, облапив меня как медведь и повалив на траву.

Слишком шокированная, чтобы волноваться о чем-то, кроме пятен от травы на моей футболке, я лежала на спине, беспомощно глядя на Блейка.

— Гениально! — восторженно орал Джеймс. — Вот и решение всех проблем! Мы делаем интервью, ты переезжаешь в ЛА, и все думают, что мы встречаемся. Великолепно! Снимем квартиру — может, в Лос-Фелице, тебе же понравился Лос-Фелис? Энджел, это замечательно! Почему ты мне по телефону не сказала?

Собравшись наконец с силами, я оттолкнула его и поднялась на ноги.

— Потому что я не буду этого делать! У меня своя жизнь, и работа, и бойфренд, и я не собираюсь отказываться от всего, чтобы тебя прикрыть.

— Но это же идеальное решение! — опешил Джеймс. — Все расходы я беру на себя. У тебя в квартире будет собственная комната и все, что захочешь. Мы же не по-настоящему будем крутить любовь!

— Ты вообще себя-то слышишь? Не буду я этого делать, Джеймс. Придется тебе сказать журналу правду. — Я резко повернулась к Блейку: — Что ты молчишь? Неужели тебя устраивает такой вариант?

Блейк презрительно передернул плечами, но его лицо было пепельно-серым, а глаза воспаленными и словно обведенными красной каймой. Господи, он что, плакал?

— Энджел, у нас такое впервые. — Джеймс гибким движением вскочил и обнял меня за плечи. — Мы ладим друг с другом, как трое хороших друзей! А как сразу пойдет вверх твоя карьера! Представь, как прекрасно будет жить в Лос-Анджелесе, наслаждаться солнцем, посещать праздники, премьеры — это же мечта!

— Не моя, — отрезала я, сбросив его руки. — Джеймс, слушай меня. У меня своя жизнь. У меня любимый человек. Если ты не откроешься, не скажешь правду, я все потеряю! Если мы и вправду друзья, ты это сделаешь.

Джеймс потер лицо руками.

— Ты хоть представляешь, о чем просишь? Это же надо быть такой эгоисткой!

— Это я эгоистка?! Да что ты вообще знаешь о женщинах! — не выдержала я.

— Или о мужчинах, — буркнул Блейк.

Не слушая его, я продолжала:

— Все, о чем я прошу, — сказать правду, а ты просишь меня солгать и отказаться от всего, что у меня есть! И где логика?

Джеймс патетически воздел руки:

— Да ты подумай, что тебе предлагают! А ты хочешь от всего отказаться из-за болвана, который верит, что ты крутишь романы у него за спиной, и дрянной работенки — пописывать статейки для веб-сайта!

Мне и раньше доводилось испытывать ярость. Я устроила дикий скандал, когда в десятом классе мама постирала с кипячением мое платье-свитер из ангорки от «Бэй трейдинг» накануне дискотеки. Я здорово обозлилась, когда Питер Дженсон сказал всему шестому классу, что я лесбиянка, потому что на дне рождения Луизы — ей стукнуло шестнадцать — он застал нас вдвоем в туалете: мы с ней болтали, пока я писала. Понятно, что я не пришла в восторг, застав своего бойфренда с любовницей на заднем сиденье нашей машины в день свадьбы моей лучшей подруги. Но ничто из этого и сравнивать нельзя с тем, что я почувствовала сейчас.

Джеймс Джейкобс, до смешного красивый мужчина, уверенный, что мир вертится вокруг него, размахивал руками, описывая мне, как он искренне считал, прекрасную жизнь, предлагал мне луну на палочке, а его тайный любовник молча стоял в шести футах, прислонившись к огромному коричневому пластиковому млекопитающему. И это я эгоистка? Неудивительно, что Блейк никому житья не давал: его бойфренд вел себя как последний урод, а ему и пожаловаться некому.

— Ты любишь Блейка? — спросила я.

— Что?

Джеймс посмотрел мимо меня на Блейка, следившего за нами из-за лап доисторического ленивца.

— Ты его любишь? — повторила я.

— Энджел, хватит мне мозг выносить! Ты меня решила подставить или что?

Не обращая внимания, я продолжала:

— Потому что я вообще-то люблю моего бойфренда, и то, что он не знает правды, самое худшее среди всей этом ерунды… — Еще не договорив, я вдруг поняла, что это истина. Я не могла забыть выражение лица Дженни, говорившей о Джеффе, и совершенно не хотела, чтобы у нас с Алексом все вот так же закончилось. — Я не верю, что вы любите друг друга. Иначе вас не волновало бы, кто что знает, вам бы просто хотелось быть вместе.

— Можно подумать, это легко, — огрызнулся Джеймс. — Я же не просто Джонни с улицы, который делает что хочет и когда захочет. У меня карьера от репутации зависит! Все, что я делаю, я делаю для создания популярного образа!

— Да хватит лапшу вешать, на дворе не пятидесятые, чертов идиот! — Теперь уже я с удовольствием толкнула его в грудь. К сожалению, здоровенный дылда шести с лишним футов практически не сдвинулся с места. — Сейчас никого не волнует, кто гей, а кто не гей!

— Когда я рос, тоже были не пятидесятые, но всех волновало, еще как, — вскипел он. — Я не собираюсь этого делать, и точка! Блейк понимает, почему нам приходится скрывать наши отношения.

— Неужели?

В первый раз я догадалась, что Блейк припал к гигантскому ленивцу (в нормальных обстоятельствах это выглядело бы уморительно) не потому, что он слишком крутой, чтобы стоять как люди, а потому, что у него не осталось сил стоять без опоры. Его глаза были не просто красными, они были мокрыми от слез.