Босиком за ветром - Татьяна Александровна Грачева Страница 58

— Там же кладбище.

Витёк рассмеялся.

— Потому и жирные! Пойдёшь?

— Не знаю, — он вспомнил, как они рыбачили со Славкой. Она будила его ещё до рассвета, прибегала бодрая и весёлая, будто и не ложилась спать. А он чувствовал себя словно покойник, поднятый из могилы. Часа два спал, только на ходу, медленно соображал и в упор не видел на речной ряби поплавок. — Если только не очень рано. Но у меня нет удочки.

— Я тебе свою дам. У отца их штук пять.

До поляны добрались быстро. Не иначе, где-то свернули на мерцающую тропинку. Миха уже развёл костёр и деловито нарезал на круглом пне сало, отвлекаясь, только чтобы потыкать в огонь длинной палкой. Джек бренчал на гитаре.

Крис остановился напротив них и поздоровался:

— Привет.

Джек выпрямился и прекратил терзать струны.

— О, кто это приехал? Опять, что ли, родаки в Африку укатили?

Крис едва заметно скривился, он уже и забыл, какую разлапистую брехню пытался повесить на уши ребятам четыре года назад. В отличие от Михи и Зигоги, Джек сильно изменился. Стадию юности пролетел, видимо, на истребителе и сразу превратился в мужика с кустистыми бровями и хриплым басом. Судя по тёмным пятнам на подбородке и щеках, он уже начал бриться. Теперь, чтобы похвастаться бицепсом, ему не нужно было задирать рукав и напрягать руку.

Крис размыто ответил:

— Захотелось отдохнуть в деревне.

— Эту, что ли, потискать? Маугли? — Джек подмигнул кривым глазом. — А там до сих пор нечего тискать. Муравьиные титьки и коленки кузнечика.

Крис вспыхнул и сам же удивился, что так отреагировал на упоминание о Славке. Ещё больше ему не понравился тон и смысл скабрёзности. Он не ожидал от Джека шутки в духе пропавшего когда-то Димы.

Миха дорезал сало и воткнул в пень нож.

— Разбирайте. Потом будем картоху закатывать в угли.

Витёк сразу же схватил оструганную ветку, но несколько кусков сала заглотил так, не зажаривая и даже не жуя, только потом сел у огня.

— Я Кэтти видел у колодца, напрашивалась со мной к костру.

Миха встрепенулся.

— И чё? Придёт?

— Да ну, зачем? Будет строить из себя принцессу. При ней даже слово «жопа» нельзя сказать. А ты что, хотел, чтобы она пришла?

— Нет, конечно, — поспешно возразил Миха и даже фыркнул для наглядности, — нафиг она тут нужна. Другое дело Машук.

Джек прожевал сожжённый до черноты кусок хлеба, потянулся за тающими из-за близости огня ломтиками сала.

— Она сегодня приедет. Может, уже приехала. Я ж не дома. Если что, сама нас найдёт. Я матухе сказал, что мы будем на малой поляне.

Почти час жарили хлеб, откусывали от молодого зелёного лука и заедали горячим скворчащим салом. Крис ограничился хлебом, поглядывал на острый блестящий нож Михи с завистью. Свой «кроличий» он потерял где-то между переездами. Даже чтобы остругать ветку пришлось, просить «бабочку» у Зигоги. А в деревне нельзя без ножа, это как на Диком западе без револьвера.

Когда поползли сумерки, на поляну пришла Машук, со всеми поздоровалась по-мужски за руку. На Крисе взгляд задержала немного дольше и с наигранным изумлением округлила глаза.

— О, кто это в наших краях?

— Так ты тоже приезжая.

— Не сравнивай. Я почти местная, а тебя четыре года тут не было. — Она выхватила у брата ветку с недожаренным салом и сама ткнула её в огонь.

Крис осторожно и незаметно рассматривал Машу. Несмотря на просторную мальчишескую одежду, она больше не напоминала путевой костыль без изгибов. Под чёрной футболкой угадывалась грудь, которую она прятала, старательно сутулясь. Машка больше не вписывалась в их мужскую компанию, и Машуком её теперь сложно было обозвать. Настоящая девушка, только намеренно укрытая под слоями неженственной одежды.

Джек снова схватился за гитару. То, что он играет плохо, было понятно и без музыкального образования. Он никак не мог зажать струны по отдельности, мозолистыми пальцами пережимал сразу две, а то и три. И все аккорды звучали одинаково. В итоге он решил, что достаточно громко бренчать и постукивать по деке, в конце концов, другие и так не умеют.

Крис грыз пересушенный хлеб прямо с ветки, делал вид, что тоже ждёт печёную картошку, хотя есть её не собирался. Наслаждался таким простым, абсолютно не городским развлечением — посиделками у костра. От речки тянуло сыростью, и, если бы не тепло огня, Крис бы точно уже замёрз. Он зябко ёжился и придвигался к костру то одним, то другим боком. Лес шумел, покрикивал птичьими голосами и шелестел листвой. Когда раздавались шорохи, похожие на лёгкие шаги, Крис замирал, но не оборачивался. Ему все время чудилось, что где-то там, в чаще самшитов и дубов, обёрнутых в мшистые изумрудные шубы, бродит Славка. Спросить о ней он стеснялся, хотя Джек пару раз пошло о ней пошутил. Он вообще постоянно рассказывал что-то похабное и сам же хохотал над собственными нелепыми остротами.

В деревню возвращались все вместе. На перекрёстке остановились, всучили Витьку оставшуюся печёную картошку и разошлись. Крису было по пути с соседом, он шёл молча, рассеяно разглядывал первые вылупившиеся звезды, вслушивался в непривычные деревенские звуки. Витёк тоже молчал, сосредоточенно ел тёплую ещё картофелину, пачкая золой щеки.

У калитки он остановился, мрачно оглядел тёмные провалы окон своего пустого дома.

— Спокойной ночи.

Крис качнулся и неожиданно спросил:

— А Славка так и бродит в лесу одна?

— Что с ней сделается? Бродит. — Витёк хмыкнул и больше ничего не добавил.

Славка сразу поняла, что в лесу что-то изменилось. Ещё вчера уловила в песнях соек незнакомые переливы, а в дыхание леса вплелись новые звуки и ожидание. У ожидания был особый аромат, слегка горьковатый и смолянистый, как молодые шишки, и освежающе-кисловатый, как усики молодого винограда. Ночью она не могла уснуть, вскакивала к окну, проверяла, на месте ли новорождённая луна и столетний дуб с качелями.

А сейчас бежала по лесу, цепляясь длинным подолом платья за репейники и колючие колоски. Вчера мама потребовала порвать на тряпки один из её любимых сарафанов, назвала его бесстыжим, хотя подол прикрывал колени, а лиф не так уж и сильно порвался. Правда, ткань истончилась до марли и, пожалуй, местами просвечивала. Славка спрятала сарафан в своём логове — домике лесника. Он давно стоял заколоченный, и, несмотря на хорошо сохранившиеся стены и целую печь, в него никто не совался. Репутация у этого места была недобрая, Кристина пропала, а её отец умер от сердечного приступа, мало ли, что может случиться с желающими переночевать под