Арина Ларина - Поцелуй с разбега! Страница 59

– Миш, – она пихнула сладко похрапывавшего кавалера, блестевшего в темноте гладковыбритым черепом, на котором от недавней павлиньей роскоши остался лишь затейливый иероглиф из мелкой волосяной поросли.

– Да, Лялик. – Миша моментально отозвался бодрым голосом, словно и не спал вовсе, а лишь притаился в ожидании, когда его мудрый совет понадобится любимой девушке. При этом глаза его были закрыты, а в голове метались обрывки сна, главным действующим лицом в котором была вовсе не Алина, а жгучая брюнетка с длинной косой и прочими роскошными деталями, коих у миниатюрной Алины и в помине не было.

– Скажи, тебе понравилась бы девица с тебя ростом?

– А ноги длинные? – машинально поинтересовался Миша, представив мощные крепкие конечности с волнительно-пухлыми коленками.

– Длинные, – настороженно подтвердила Алина.

И тут вовремя спохватившийся Миша резюмировал:

– Ноги в женщине не главное!

Алина тут же успокоилась, а Миша еще некоторое время настороженно вслушивался в темноту, опасаясь нового витка расспросов.

Утром она проснулась с четко оформленной мыслью: свое счастье можно сделать только своими руками. И отвоевать назад тоже можно только путем личного участия в атаке. Как именно атаковать, чтобы получилось наверняка, Алина еще не придумала. Но искренне верила, что обязательно придумает, поскольку желание вернуть Филиппа казалось уже не просто физически осязаемым, а практически осуществившимся.

Но новый доклад детектива порушил все планы: соперница свалилась с простудой и болела не где-нибудь, а у своей мамаши, поэтому контрмеры против нее откладывались на неопределенный срок. Психолог же, с которым посоветовалась не покладавшая рук Алина, настаивал на том, чтобы не проявляться самой, убежденно бормоча, что более всего мужчин задевает равнодушие. Алина подозревала, что Филиппу глубоко наплевать на ее равнодушие – более того, он уже вообще мог забыть о ней, поэтому упускать время категорически не хотелось. Она планировала судьбоносное примирение на Новый год, это казалось Алине символичным и романтичным. Но специалист по семейным вопросам честно пытался отработать свой гонорар, отговаривая клиентку от мелодраматического сценария и пытаясь объяснить ей, что она противоречит сама себе. Он был уверен: жизнь не кино, и вообще – зачем приходить на консультацию, имея свое непоколебимое мнение? Разошлись они крайне недовольные результатом: Алина, желавшая, чтобы специально обученный человек подтвердил правильность ее намерений, требуемого подтверждения не получила, а сам психолог крайне расстроился, поскольку заподозрил себя в профнепригодности. Убедить клиентку и наставить на путь истинный было делом чести, а эта миловидная блондинка явно ушла при своем детско-бабском решении – устроить из собственной жизни мыльную оперу. Романтика нужна женщинам, а мужчинам надо, чтобы рядом была нормальная женщина, хоть со свечами, хоть с кастрюлей борща, и то это желание далеко не всегда на первом месте. Есть еще машина, футбол, работа, в конце концов…

Глава 28

Болела Верочка долго и мучительно. Мало того, что к ней, беспомощной и измученной температурой, зачастила Муськина, выводившая из себя невыносимым стрекотом и кипучей деятельностью, связанной с излечением умирающей подруги, еще и мама постоянно заводила разговоры о мужской неверности и женской глупости, приводя в пример своих разведенных подруг вперемежку с идиотскими сюжетами сериалов. Видимо, у Муськиной с Ярославой Аркадьевной было некоторое родство душ, поскольку Алла тоже взахлеб пересказывала Вере содержание многочисленных историй про Хуанит и донов Педро. Вера объясняла, что не может смотреть телевизор, так как у нее безумно болит голова, а заботливая Муськина уползала смотреть свое «мыло» в кухню, после чего с азартом пересказывала Верочке содержание. Иногда Вере казалось, что однокурсница приходит не ухаживать за больной, а смотреть телевизор. На самом деле Вере было бы намного легче и проще болеть в одиночестве, так как ее душил кашель, а Ярослава Аркадьевна и Муськина попеременно строили предположения насчет пневмонии, туберкулеза и озабоченно качали головами: мол, надо серьезно лечиться. Пришедшая на повторный вызов дряхлая участковая выписала направление на рентген и к пульмонологу.

– Только аппарат сейчас сломался, а пульмонолог в декрете, – задумчиво прошамкала докторша и добавила: – Так что вы пока болейте, а потом посмотрим.

– Когда потом? – набросилась на нее Муськина. – Когда поправится, тогда, что ли?

– Если поправится, – обнадеживающе заявила бабулька и попыталась уползти дальше по своим докторским делам. Но отделаться от Муськиной было не так-то просто. В результате они прослушали длинную путаную лекцию про взаимосвязь направлений, страховых полисов и премий для медперсонала поликлиники. То ли эскулапша по причине трухлявости сознания не умела доносить свои мысли до окружающих, то ли она таким образом пыталась отделаться от приставшей как клещ Муськиной, но ситуация осталась без изменений: Верочка пила микстуру, сбивала температуру и, шатаясь от слабости, боролась с Муськиной, пугая ту возможностью заразиться.

– Зараза к заразе не пристает, – мужественно возражала подруга и неслась смотреть очередной сериал, попутно готовя Верочке обед.

Если бы в конце концов выяснилось, что дома Аллочке запретили смотреть телевизор, то Вера не удивилась бы. Кашлять и сморкаться ей хотелось в одиночестве, поскольку существовала вероятность, что Муськина все подробности о течении ее заболевания вываливает вечером одногруппникам, но избавиться от помощницы не представлялось возможным.

Новый год прошел как страшный сон. Вера лежала в кровати, Ярослава Аркадьевна изводила ее воспоминаниями о далекой молодости и грядущей жуткой старости в обществе бестолковой чахлой дочери, которой, судя по внешнему виду, уже ничего не светило. Вера покорно слушала гадости в свой адрес и думала о Филиппе. Он даже не позвонил и не поздравил. Это было ужасно несправедливо. Вера копалась в собственных чувствах и понимала, что ее задевает именно то, что он ее забыл. Она ни в коем случае не тосковала по нему, не могла сказать, что задыхается без его голоса, без его глаз, рук, и все такое прочее, что обычно выдает настоящее сильное чувство. Получалось, что она не любила. Но что же тогда такое любовь? И что она чувствует к Филиппу? Он предатель? Подлец? Или просто равнодушный самец, пользовавшийся ею некоторое время и выбросивший за ненадобностью? Ответ лежал где-то на поверхности, но выскальзывал из рук, словно мокрый кусок мыла в бане. Наверное, еще не пришло время понять и постичь сущность их отношений – если то, что сейчас происходило вообще можно было назвать отношениями…